–
– Так что в итоге оно мне на снадобья и досталось, – лекарь с усмешкой вынул из сумки изгрызенное ожерелье, показал, – все равно его уже не носить.
– Наверное, хозяйка опять ночью колбасу в постели трескала, – безжалостно сообщила Вериша. – А потом ожерелье сняла, захватала жирными руками, крысы его и уволокли с голодухи.
– Госпожа Лестена очень передо мной извинялась, – вступился за толстуху более тактичный лекарь. – Просила не держать на нее зла. Какое счастье, что в этом мире все-таки существует справедливость!
–
– А первая баночка крема – моя! – Служанка, сияя, покрепче вцепилась в локоть спутника.
–
– А еще, – Вериша хихикнула, лизнула леденец, – представляешь, убираю я утром постель госпожи, а у нее – вот умора! – под подушкой мужские штаны лежат. Я спрашиваю: «А это чего?» А она только вздыхает так мечтательно и в окно смотрит…
–
– Извини, но нам уже пора ехать, – покраснев, пробормотал вор.
– Всего хорошего! – жизнерадостно крикнула Вериша.
Лекарь тоже дружески махнул на прощанье, не догадываясь, чем обязан случайным знакомым.
–
– Никогда, – выразительно отрезал вор, подхлестывая корову.
Как назло, стражники у ворот были те же. И за минувшее время успели выяснить, что никакого саврянского дознавателя в городе не ждали.
– Эй, вы! – остановил друзей сердитый окрик. – А этот ваш где, белокосый?
Судя по тону стражника, начальству об Альке не донесли, опасаясь схлопотать по шапке за то, что от растерянности не спросили у него бумагу о чине. Но не без оснований полагали, что подозрительный саврянин может натворить в городе немало шороху, и тогда впустившие его остолопы шапками не отделаются.
– Понятия не имею, уважаемый, – весьма достоверно развел руками Жар. – Мы с ним почти сразу разошлись.
– Вы ж говорили – знакомый ваш!
– Ну да, нанимали его пару раз – сортиры чистить. – Вор мстительно поглядел на живот подруги. – Больше-то он ни к чему не пригоден, с детства на голову больной: то путником себя воображает, то вон дознавателем. Да вы не бойтесь, он смирный! Главное, пива ему не наливать – крысеет…
Рыска, еле сдерживая смех, вовремя приглушила ответное мнение Алька о Жаре и оней заодно.
– Тьфу, придурки, – в сердцах сплюнул стражник. – А мы-то уже… Проезжайте!
Глава 25
Если крыса надолго покинет стаю, то по возвращении ее могут не принять обратно и даже загрызть.
Толком проснуться удалось лишь после полудня, когда облачная пелена раскрошилась на отдельные облачка, белые и пушистые, словно давно не стриженные овечки. Больше всего их было впереди, у горизонта – на макушках леса паслось целое стадо. На севере дожди шли чаще, и это уже начинало чувствоваться: трава выше и гуще, деревья толще и раскидистее, особенно дубы и ели.
– Слушай, Жар… – Рыска, закусив губу, уставилась на друга с таким смущенным и отчаянным видом, что парень аж испугался. – А ты когда-нибудь у вдов воровал?
– Чего? – растерялся тот. – Откуда мне знать, вдова она или нет? Они ж в трауре только полгода ходят, а потом почище девиц веселятся…
– А у сирот?
– Я сам сирота, – огрызнулся Жар. – У бедняков я не краду, если ты об этом.
–
– И вообще, – повысил голос парень, – я давно уже только по домам работаю. В некоторые как залезешь – сразу вспоминаешь Хольгину заповедь, что делиться надо.
–
– А раньше ты бы меня обокрал? – продолжала допытываться подруга. – Ну, если б мы незнакомы были?
Жар сердито засопел. Вот привязалась! Вообще-то обокрал бы, наверное. Одета хорошо, вон даже в башмаках новых, при корове, личико свеженькое, наивное. Такую грех не пощипать.
– На себя погляди, путничек. – Отвечать Альку было проще, у него самого рыльце в пушку. Даже в шерсти. – Ты ж тоже ничего не создаешь, только делишь в пользу тех, кто больше заплатит. Вон один такой перевел тучи на нашу веску, а соседняя сгорела.