—
— Так что в итоге оно мне на снадобья и досталось, — лекарь с усмешкой вынул из сумки изгрызенное ожерелье, показал, — все равно его уже не носить.
— Наверное, хозяйка опять ночью колбасу в постели трескала, — безжалостно сообщила Вериша. — А потом ожерелье сняла, захватала жирными руками, крысы его и уволокли с голодухи.
— Госпожа Лестена очень передо мной извинялась, — вступился за толстуху более тактичный лекарь. — Просила не держать на нее зла. Какое счастье, что в этом мире все-таки существует справедливость!
—
— А первая баночка крема — моя! — Служанка, сияя, покрепче вцепилась в локоть спутника.
—
— А еще, — Вериша хихикнула, лизнула леденец, — представляешь, убираю я утром постель госпожи, а у нее — вот умора! — под подушкой мужские штаны лежат. Я спрашиваю: «А это чего?» А она только вздыхает так мечтательно и в окно смотрит…
—
— Извини, но нам уже пора ехать, — покраснев, пробормотал вор.
— Всего хорошего! — жизнерадостно крикнула Вериша.
Лекарь тоже дружески махнул на прощанье, не догадываясь, чем обязан случайным знакомым.
—
— Никогда, — выразительно отрезал вор, подхлестывая корову.
* * *
Как назло, стражники у ворот были те же. И за минувшее время успели выяснить, что никакого саврянского дознавателя в городе не ждали.
— Эй, вы! — остановил друзей сердитый окрик. — А этот ваш где, белокосый?
Судя по тону стражника, начальству об Альке не донесли, опасаясь схлопотать по шапке за то, что от растерянности не спросили у него бумагу о чине. Но не без оснований полагали, что подозрительный саврянин может натворить в городе немало шороху, и тогда впустившие его остолопы шапками не отделаются.
— Понятия не имею, уважаемый, — весьма достоверно развел руками Жар. — Мы с ним почти сразу разошлись.
— Вы ж говорили — знакомый ваш!
— Ну да, нанимали его пару раз — сортиры чистить. — Вор мстительно поглядел на живот подруги. — Больше-то он ни к чему не пригоден, с детства на голову больной: то путником себя воображает, то вон дознавателем. Да вы не бойтесь, он смирный! Главное, пива ему не наливать — крысеет…
Рыска, еле сдерживая смех, вовремя приглушила ответное мнение Алька о Жаре и о ней заодно.
— Тьфу, придурки, — в сердцах сплюнул стражник. — А мы-то уже… Проезжайте!
ГЛАВА 25
Если крыса надолго покинет стаю, то по возвращении ее могут не принять обратно и даже загрызть.
Толком проснуться удалось лишь после полудня, когда облачная пелена раскрошилась на отдельные облачка, белые и пушистые, словно давно не стриженные овечки. Больше всего их было впереди, у горизонта — на макушках леса паслось целое стадо. На севере дожди шли чаще, и это уже начинало чувствоваться: трава выше и гуще, деревья толще и раскидистее, особенно дубы и ели.
— Слушай, Жар… — Рыска, закусив губу, уставилась на друга с таким смущенным и отчаянным видом, что парень аж испугался. — А ты когда-нибудь у вдов воровал?
— Чего? — растерялся тот. — Откуда мне знать, вдова она или нет? Они ж в трауре только полгода ходят, а потом почище девиц веселятся…
— А у сирот?
— Я сам сирота, — огрызнулся Жар. — У бедняков я не краду, если ты об этом.
—
— И вообще, — повысил голос парень, — я давно уже только по домам работаю. В некоторые как залезешь — сразу вспоминаешь Хольгину заповедь, что делиться надо.
—
— А раньше ты бы меня обокрал? — продолжала допытываться подруга. — Ну, если б мы незнакомы были?
Жар сердито засопел. Вот привязалась! Вообще-то обокрал бы, наверное. Одета хорошо, вон даже в башмаках новых, при корове, личико свеженькое, наивное. Такую грех не пощипать.
— На себя погляди, путничек. — Отвечать Альку было проще, у него самого рыльце в пушку. Даже в шерсти. — Ты ж тоже ничего не создаешь, только делишь в пользу тех, кто больше заплатит. Вон один такой перевел тучи на нашу веску, а соседняя сгорела.