Год крысы

— Он, знаешь, как об этом говорит? — Матросов на мгновение задумался. — Вот едет, скажем, трамвай… Или поезд метро… И в нем целый вагон нормальных, спокойных людей. Но вот внутрь входит человек раздраженный… или озлобленный… Всего один… И этот человек начинает распространять вокруг свою злобу: ссорится с соседями, толкаться, затевать ругань — и через пять минут уже весь вагон охвачен этим вирусом. И даже далеко стоящие люди невольно раздражаются и теряют покой… А потом все эти люди выходят, идут на работу или домой и разносят злобу дальше: срываются на подчиненных, на домашних… И их раздражение, злоба распространяется от человека к человеку, как инфекция. Понимаешь?

Ксюша кивнула.

— Но ведь и добро точно так же! Кто-то тебе помог, или сказал что-то приятное, или просто улыбнулся… И ты несешь внутри себя благодарность и тепло — его тепло … И передаешь другим. И ты тоже кому-то улыбаешься… И делаешь приятное… И кому-то помогаешь… И распространяешь дальше полученную горстку добра!

Ксюша начала наконец понимать, к чему Матросов все это говорит. Ведь начинали разговор они с пяти тысяч, которые он бросил ей в окно, а вышли вон куда!

— Вся беда в том, — продолжал Матросов, — что вирус зла намного более заразный, чем вирус добра. Он распространяется быстрее и живет в человеке дольше. А дальше — как в медицине. Если уровень озлобленности в обществе превышает определенный порог, то начинает эпидемия, общество заболевает, люди перестают доверять друг другу и перестают верить в добро… — Матросов умолк. Потом смущенно посмотрел на Ксюшу: — Это мой знакомый так говорит. — Он помолчал и доверчиво улыбнулся: — И я бы очень хотел, чтобы ты когда-нибудь с ним познакомилась.

Ксюша кивнула: она понимает. Но кивнула как-то рассеянно.

Она вдруг почувствовала, как у нее внутри с каждой минутой все больше воцаряется какой-то удивительный покой. Так, будто долгие годы, может быть, с самого детства, в ней жило какое-то непонятное беспокойство, все время, каждый день и каждый час. Она с годами привыкла к нему, научилась с ним жить и даже уже не замечала. А тут вдруг разом это беспокойство куда-то исчезло — и Ксюша с удивлением почувствовала, как это чудесно, испытывать блаженный покой и гармонию, чувствовать, что все в твоей жизни встало на свои места и наполнилось смыслом.

Ее вдруг посетило острое желание этому по сути незнакомому человеку, Матросову, все-все о себе рассказать. Рассказать о детстве, о маме, о папе, об их загадочной ссоре, о Тосе, о Коленьке, о Лелятине… Не притворяться наконец насмешливой и сильной, а стать снова маленькой и беззащитной, вложить свою руку в его ладонь и доверчиво заглянуть в глаза.

Приближался конец рабочего дня. Транспортный поток становилось все напряженнее и напряженнее, у светофоров уже начали выстраиваться первые очереди. Из проходной какого-то предприятия на другой стороне дороги торопливо выходили первые, самые нетерпеливые работники.

За разговорами Ксюша и Матросов не заметили, как подошли к метро. Дойдя до киосков возле входа, они остановились. Матросов заметил складочку озабоченности у Ксюши между бровей.

— О чем ты? — спросил он.

— Ты не думай, пять тысяч я тебе обязательно верну, — сказала Ксюша. — Вот заберу бабушку из больницы и сразу займусь деньгами. Заложу жилье… Буду искать хорошую работу.

Матросов махнул рукой. Конечно!

— Ты не думай о деньгах, — сказал он. — Через три дня мы обработаем порошок, продадим его немцу, и денег будет много. Очень много. Так что отдашь, когда разбогатеешь.

Ксюша кивнула. А потом озабоченно покачала головой:

— Там возле склада было столько народа! И все покупали, покупали…

— Да, — согласился Матросов.

— И Бэха… Он, конечно, не злой, но я бы ему не доверяла.

Матросов и с этим согласился. Впрочем, по его лицу было видно, что теперь этот вопрос мало его занимает.

— Все будет хорошо! — заверил он. — Я это точно знаю. У меня на этот счет хорошее предчувствие!

Ксюше почему-то показалось, что предчувствие Матросова появилось после вот этого их разговора.

— И вообще! — добавил он. — Всем нам обязательно нужно верить в счастливые концы… В счастливые концы историй, который с нами происходят.

Ксюша удивилась. А Матросов тряхнул головой:

— Конечно! В то, что ко всем девушкам в конце концов приедет прекрасный принц на белом коне. Что все бравые солдаты найдут на дне волшебного колодца свои горшки с золотом. А все Иванушки выловят своих щук со щучьими велениями… А иначе — как жить?

Ксюша рассмеялась:

— Вот уж про щук — это точно сказки! Щучьи веления бывают только там…

Возле метро становилось людно. Торговля у киосков стала намного оживленнее. На вход в павильон выстроилась живая очередь.

— А ты оказывается, совсем не такой, как я думала… — проговорила Ксюша.

Матросов пожал плечами. Такой или не такой — уж какой есть.

— И ты прости меня… — попросила она.

— За что?

— За те слова у кочегарки… Про еду, которую ты воруешь, и прочее… — Ксюша смутилась.

Матросов махнул рукой:

— Я уж и не помню.