Год Людоеда

— Да мы тут, Сонечка, пока ты на кухне хлопотала, — отозвался Игорь, закрывая один из альбомов, приготовленный Соней для встречи, — воскрешали школьные годы и вспоминали, кто кем мечтал стать и что у нас в итоге получилось.

— Ты, Гарик, уже итоги подводишь? — улыбнулась четвертая одноклассница, Зина Подопечная по кличке Печенка, а по паспорту уже около двадцати лет — Борона. — А мне иногда кажется, что еще что-то произойдет, — не может же все так долго продолжаться.

— А что, Зинуля? — Кумиров обнял сидевшую рядом Подопечную. — Тебе что-то не нравится?

— Игореня, ты не изменился, — широко и растерянно, «по-кукольному», словно в детстве, раскрыла глаза Зина. — Тот же взгляд льва и тон победителя. Ну а что, мой милый, скажи на милость, может нравиться? Ты вообще в курсе, кем я работаю? Продавцом мороженого! Кумир, я — профессиональный художник, и мне некуда деться, я никому не нужна. Для чего я училась, работала, жила? Ты знаешь? Я — нет!

— Зинуля, ну Игорек-то тут при чем? — продолжала Соня сервировать стол. — Садитесь, ребятки, может, по рюмочке еще? Я чего-то с годами, чувствую, пристрастилась. Раньше только слышала, что пожилые люди после обеда или на ночь принимают алкоголь в качестве лекарства, а теперь на самой себе убедилась — отхлебнешь немного, и отпускает, а иначе уже и не расслабиться.

— Ну, если ты пожилой человек, тогда я — кавказский долгожитель, — оторвался от рассеянных на журнальном столике фотографий Станислав и преданно посмотрел на Соню. — Ты у нас просто девочка. Кстати, как это тебе удается?

— Не разглашай, Морошкина! Держи все в секрете, потом книгу напишешь. — Зина тотчас засмеялась, не выдержав паузы после своего совета. Для друзей это было привычно. Звонкий Зинкин смех заводил когда-то весь класс. Сейчас в него вторгалась хрипотца, но в целом он стал более компанейским. — Ты станешь образцом неувядаемости, а я буду твоим разительным контрастом.

— Зинуля, девочки, вы не подумайте, что я вам льщу. — Кумиров сгустил свой и без того низкий голос. — Но вы действительно, тьфу-тьфу, — как две супермодели. Поверьте старику — я за эти годы столько всяких фасонов повидал, что здесь, что за границей, но вот с вами встречаюсь и просто любуюсь: вот, думаю, если бы жизнь иначе сложилась? А, Стас? Чего нам было на них не жениться? А то, что у нас за плечами — первая любовь, как детская краснуха, вторая — как свинка? Давайте действительно выпьем за нас четверых — за то, что, если не произошло тогда, может быть, произойдет когда-то, может быть, даже сегодня, а?

Станислав понимал, что Игорь захмелел и ввиду их редких встреч, наверное, забыл, что Стас женат и, в общем-то, не собирается перестраивать свою не совсем удачную, особенно в последние годы, личную жизнь. А главное, что он любил не Соню, а Киру Лопухину, в общем-то сам не зная за что, сколько ни мучил себя вопросами: ну что в ней такого особенного, чем она ему была так близка и дорога?

Ну а Соня? Она уже в школе влюбилась в своего Крузенштерна. Так прозвали ребята Сашку Морошкина, курсанта училища имени Фрунзе. Он действительно походил на памятник знаменитому мореплавателю, стоящему на набережной, когда замирал около гранитного парапета, гордо скрестив на груди руки, и мужественно сносил балтийский ветер, норовивший снести с него белую бескозырку, невольно оплетавшую его лицо черными ленточками. Здесь обычно он ждал Соню. Их счастью завидовали многие. Они поженились сразу после совершеннолетия. И вот через месяц — первый выход в море и эта нелепая катастрофа, обрекшая Сашу считаться без вести пропавшим.

Одноклассники приняли тост Кумирова, подняли бокалы и продолжили воспоминания и шутки, пока Зина и Игорь вновь не коснулись наболевших вопросов.

— А я считаю, что никому помогать не надо! — Кумиров повысил голос. — Неужели ты не понимаешь, что сейчас происходит элементарный естественный отбор? Нам действительно заданы новые условия выживания: те, кто может перестроиться, — остаются на плаву, ну а кто не может, — прости меня, исчезают. А как было во время ледникового периода, захвата страны иноземцами, разных эпидемий? По-моему, все это очень похоже и неизбежно.

— Значит, я тоже исчезну? — почти закричала Зина. — Чем же я хуже тех, кто выживает? Ну хоть тебя, который смог преступить то, что я — не могу. Да, нас так воспитывали, и я хоть не была особым другом советской власти, да и в партии, вы знаете, никогда не числилась, кстати, в отличие от тебя, Кумир, но я всегда повторяю одно и то же: не нужно было ломать то, что строили, нужно было пристраивать или, к чему нас призывали, — перестраивать!