Год мертвой змеи

— Большой войны как будто бы не намечается, ребята, — сообщил один из сержантов, разглядывавший что-то на обшитой фанерой притолоке. — Так что расслабьтесь. Но не до конца, потому что нас тут регулярно обстреливают и даже бомбят. Да и мины попадаются, как видите. Плюс караулы — а рисоеды нет-нет, да попытаются проползти куда-нибудь под проволокой, пошарить в передовых траншеях… Сами увидите, в общем.

— Бомбят? — не поверил Мак-Найт, и Мэтью поймал его действительно недоумевающий взгляд. Это было, фактически, первый раз, когда он увидел, что городской живчик не так уж и уверен в себе.

Несколько солдат или засмеялись, или, по крайней мере, ухмыльнулись, и на душе сразу стало немного полегче. Дядька рассказывал, что может означать «бомбят», но ни в одном случае он при этом не улыбался, так что скорее всего здесь это будет не так страшно.

Так оно, в общем, и началось для него на этой войне. Она действительно оказалась самая настоящая — с артиллерийскими и минометными обстрелами, ночным стрекотанием над головой и ответным ревом двигателей: «ночники» с пасущихся в полусотне миль от побережья авианосцев Флота без толка гонялись за невидимыми в темноте бомбардировщиками рисоедов. Полк стоял во втором эшелоне обороны, восхитившей рядового Спрюса обилием и разнообразностью инженерных ухищрений. В передовых траншеях их участка фронта вяло перестреливался с коммунистами потрепанный полк южнокорейцев, по полутора-двухмильное расстояние до собственно линии боевого соприкосновения не являлось таким уж большим: снаряды сюда вполне долетали. Более того, на второй же день пребывания новичков в роте они увидели, как один из прошедшего на юг всего в 50—60 метрах над их позициями звена «Тандерждетов» волочит за собой длинный дымный хвост. Все-таки они попали на самую настоящую войну.

Тогда же, после официального представления исполняющему обязанности командира роты «Д» первому лейтенанту, Мэтью Спрюс был окончательно утвержден в должности снайпера, получив оставшуюся от старого снайпера винтовку с оптикой и несколько пачек патронов. Отказываться он не стал, потому что это не принесло бы никакой пользы. Учебный лагерь твердо убедил призванного непосредственно с кукурузных полей пенсильванца в том, что если ему что-то приказывают, то это навсегда — вне зависимости от того, хочешь ты этого или нет. Причем правомочность этого приказа легко проверялась простым пересчитыванием количества шевронов на плече или взглядом на то, что находилось у приказывающего в петлицах. «Делай, что тебе говорят, и старайся делать это хорошо», — этот принцип никогда не подводил рядового Спрюса ни в мирной жизни, ни в учебном лагере, и Мэтью твердо собирался следовать ему и в дальнейшем.

2-я пехотная дивизия, в состав которой входила их часть, сейчас насчитывала только два полка. 23-й пехотный уже несколько месяцев занимался где-то в тылу охраной лагерей военнопленных, которые, по слухам, бунтовали не переставая. В качестве компенсации два других полка, оставшихся на линии фронта, «размазали» по всем ее старым позициям и закопали в землю по самые уши. Коммунисты не наступали уже давно, и большинство опытных солдат дружно сходилось на том, что это не к добру.

— Вот видите эти холмики? — указал на те самые возвышенности вдалеке яйцеголовый, бритый наголо капрал, взявший всех троих новичков прогуляться по сети идущих в разных направлениях траншей ротного опорного пункта. — Там сидят рисоеды-коммунисты. В ноябре им удалось потеснить южных рисоедов мили на три, и прежде, чем мы вмешались, они уже врылись в грунт в полный профиль и обложились минами. Мы атаковали их два раза, и оба раза неудачно…

Капрал достал откуда-то изнутри куртки сигарету и прикурил от предыдущей, сведенной уже к коротенькому окурку. Им он не предложил. Впрочем, Мэтью и не курил как следует — отец с матерью, пусть и постоянно ругающиеся между собой по любой мелочи, не одобряли этого совершенно единодушно. Теперь можно будет, наверное, курить не тайком и хоть каждый день, но вряд ли стоит начать именно сегодня.

— Попросите ребят, — продолжил капрал. — Они вам расскажут, как мы тут топтались. Второй раз вообще было на редкость погано. Артиллерия молотила холмы почти сутки, авиация летала и бомбила так, что мы только подпрыгивали.

— И что? — спросил Мэтью, как капрал явно и ожидал.