Год невозможного. Искусство мечтать опасно

Около века тому назад Гилберт Кит Честертон четко сформулировал основную проблему, в которую упирается критика религии: «Люди, начинающие борьбу против церкви во имя свободы и гуманности, губят свободу и гуманность, лишь бы биться с Церковью. (…) Секуляристы не уничтожили божественные ценности, но (если это может их утешить) поколебали ценности земные» ^{36}. Но разве не тем же самым занимаются адвокаты религии? Сколько фанатичных защитников религии начинают с яростной атаки на современную светскую культуру и заканчивают тем, что отвергают всякий осмысленный религиозный опыт? Подобным образом многие либеральные воины с такой готовностью бросаются на борьбу с антидемократическим фундаментализмом и заканчивают тем, что сами отбрасывают свободу и демократию для продолжения войны с террором. Если «террористы» готовы уничтожить этот мир из любви к потустороннему миру, наши борцы с террором готовы разрушить свой собственный демократический мир из ненависти к мусульманам. Некоторые из них ценят человеческое достоинство так высоко, что готовы легализовать пытки — крайнюю деградацию человеческого достоинства — чтобы защитить его…

Не относится ли это также к недавнему росту числа защитников Европы от мигрантской угрозы? В своем рвении защитить иудео-христианскую цивилизацию новые ревнители готовы отказаться от истинной сердцевины христианского наследия: каждый человек обладает непосредственным доступом к универсальности (Святого Духа, или, в наши дни, человеческих прав и свобод). Я могу участвовать в этом универсальном измерении напрямую, независимо от моего места в глобальном социальном порядке. Разве «скандальные» слова Христа в Евангелии от Луки не указывают направление этой универсальности, которая игнорирует всякую социальную иерархию? «Если кто приходит ко Мне и не возненавидит отца своего и матери, и жены и детей, и братьев и сестер, а притом и самой жизни своей, тот не может быть Моим учеником» (14:26). Семейные отношения здесь играют роль любых этнических или иерархических социальных связей, определяющих наше место в глобальном Порядке. «Ненависть», приветствуемая Христом, представляет собой, таким образом, не противоположность христианской любви, но ее прямое выражение: это сама любовь призывает нас «оторваться» от нашего естественного сообщества, в котором мы были рождены, или, как говорит Павел, для христианина нет ни мужчины ни женщины, ни эллина, ни иудея… Не удивительно, что те, кто полностью идентифицирует себя с вполне определенным образом жизни, воспринимают явление Христа как нелепый или травматический скандал.

Но тупик, в котором оказалась Европа, гораздо глубже. Истинная проблема состоит в том, что критики антииммигрантской волны вместо того, чтобы защищать драгоценное ядро европейской цивилизации, в основном ограничиваются лишь бесконечной исповедью грехов, совершенных самой Европой, смиренно признавая ограниченность европейского наследия и отмечая достижения других культур ^{37}. Знаменитые строки УБ. Йейтса из стихотворения «Второе пришествие» прекрасно передают наше нынешнее замешательство: «У добрых сила правоты иссякла, / А злые будто бы остервенились» [32]. Вот прекрасное описание текущего раскола между анемичными либералами и страстными фундаменталистами, как исламскими, так и нашими собственными, христианскими. «Лучшие» уже не способны к участию, тогда как «худшие» активно участвуют в расистском, религиозном, сексистском фанатизме. Как же найти выход из этого тупика?

Дебаты в Германии могут указать нам путь. В октябре 2010 года канцлер Ангела Меркель на встрече с молодыми соратниками из ее консервативного Христианско-демократического союза объявила: «Тот мультикультуралистский подход, согласно которому мы просто живем рядом друг с другом и живем счастливо, оказался неудачным. Совершенно неудачным». По меньшей мере можно сказать, что она была последовательной, откликнувшись на дискуссию вокруг Leitkultur (доминирующей культуры), прошедшую пару лет назад. Консерваторы тогда настаивали, что каждое государство основано на доминирующем культурном пространстве, которое представители других культур, проживающие на той же территории, должны уважать.

Вместо того чтобы изображать прекраснодушие, оплакивая появление новой расистской Европы, о котором извещают подобного рода высказывания, нам следует направить критический взгляд на самих себя и спросить, до какой степени наш собственный абстрактный мультикультурализм виновен в столь печальном положении вещей. Если все стороны не разделяют и не уважают одну и ту же модель поведения, мультикультурализм оборачивается юридически регулируемым взаимным безразличием или ненавистью. Конфликт вокруг мультикультурализма уже есть конфликт вокруг Leitkultur: это не конфликт между культурами, но конфликт между различными пониманиями того, как разные культуры могут и должны сосуществовать, какие правила и практики должны ими разделяться в условиях такого сосуществования.