Год полнолуний

Пока люди рассуждали о высоких материях, неугомонный Альфонс покинул кота, добрел до Таниных шлепанцев, деловито почистил длинным кривым когтем клюв и внезапно долбанул гостью по носку тапки.

— Ой! — Девушка поджала ноги.

— Что ты делаешь, скотина! — вскочил со стула Миша, а попугай закинул голову назад, зажмурил глаза и нежным бархатным баритоном простонал:

— Боже мой, как ты прекрасна!

— Как? — Изумленно распахнув голубые глаза, Танечка утратила бдительность, и Альфонс немедленно клюнул другую тапку. Муля, явно решивший под шумок сделать ноги, выполз из-под кресла, волоча по полу жирное брюхо… Однако попугай заметил беглеца и, взмахнув широкими ангельскими крыльями, кинулся за ним.

Хлопнула входная дверь. Заливаясь яростным лаем, в комнату ворвалась пуделиха и попыталась ухватить ненавистную всем птицу за хвост. Альфонс увернулся, кот не успел. Собака по имени Охлос рухнула коту на голову, и мохнатые обитатели дома покатились по полу, мимоходом снова опрокинув невезучий стул, а подлый попугай пикировал на них сверху, долбя клювом то одного, то другого. Шумно грохнулся на пол торшер, полился кипяток из опрокинутого чайника…

— Вот, — страдальчески вздохнул Миша, — разве можно заниматься йогой в такой обстановке?

Шлепая босыми ногами, прибежал семилетний Андрюшка, кинулся разнимать, зверей, тут же был поцарапан, клюнут и укушен, но реветь не стал, а принялся тоже ловить попугая. Альфонс, теряя яркие, как свежий снег, перья, не только ловко уворачивался, но еще и ухитрялся стучать четвероногих преследователей по головам, а двуногого по пяткам. Досталось даже Мише, хотя тот чинно восседал на стуле, прихлебывал кофе и флегматично советовал:

— Оставьте. Пусть выживет сильнейший. Желательно — один.

Кончилось тем, что еще раз хлопнула входная дверь и послышался голос Мишиной жены Иры:

— Что за шум, а драки нет?!

Драка прекратилась немедленно: Андрюшка с Охлосихой выскочили навстречу любимой мамочке, Муля опять спрятался под кресло. Попугай с видом победителя уселся Тане на плечо, вдохновенно пробормотал: «Боже мой, как ты прекрасна!» — и вытянул шею. Женщина улыбнулась и почесала галантной птице грудь. Попугай замурлыкал.

— Слушайте, — осенило Мишу, — а может, вы Альфонса возьмете? Так тихо без него было!

— Чтоб он нам сына по квартире гонял? — усмехнулся Олег.

— Да нет, — отмахнулся Миша, — это он только кошек так не любит.

— И чтоб орал каждый день в пять утра?

— Можно покрывало накидывать. Тогда он спит спокойно.

— Боже мой, как ты прекрасна! — простонал попугай, на мгновение прервав мурлыканье.

— А если его поставить Сашке в комнату?.. — задумчиво спросила Татьяна.

— Я вам и клетку подарю, — почему-то прошептал Миша и радостно побежал на кухню…

* * *

Больше всех обрадовался приобретению Сашка: приведенный из садика домой, он тут же принялся таскать по комнате огромную клетку, выбирая место получше, потом долго твердил попугаю: «Попка дурак» (Альфонс гордо отворачивался), а ложась спать, даже забыл про свой любимый йогурт, поставленный рядом с кроватью. За его неполные пять лет такие случаи можно было пересчитать по пальцам. Олег укрыл сына одеялом и отправился на кухню помогать жене.

Обычно этим и заканчивался каждый их день — Таня вставала к раковине и начинала мыть накопившуюся за день посуду, а муж приходил ей помогать. Он подкрадывался сзади, осторожно зарывался лицом в душистые кудри, нежно целовал шею, покатые плечи, касался губами розовых мочек ушей, а руки его ложились жене на бедра, или ласкали грудь, почти сохранившую форму даже после рождения сына, или опускались ниже живота… И чаще всего посуду приходилось домывать утром.

— Не подходи! — сурово, даже без тени улыбки, предупредила на этот раз Таня, едва скрипнул пол у порога.

— Да я только помочь, — вкрадчиво сообщил Олег.

— Не подходи!. — Она повернулась к нему лицом и умоляюще добавила: — Пожалуйста. Я ведь тоже не деревянная! Извини, любимый, но дня три тебе придется потерпеть. Настал момент такой…

— Хорошо, я не буду, — не без тоски в голосе произнес Олег, прошел к окну и присел на подоконник, откровенно любуясь своей женой. Та вымыла одну тарелку, поставила в сушилку. Вымыла вторую, задержала ее в руке, приглядываясь к чему-то, и внезапно топнула ногой:

— Ну не могу я так! Уйди отсюда! Хочется в такие дни больше, а нельзя вообще. Олежка, любимый, не обижайся! Уйди, пожалуйста. Я ведь тебя всем телом чувствую. Аж мурашки по коже. Ложись иди спать. Я тебя очень прошу. Пожалуйста…

Олег немного посопел — но что тут скажешь? — и отправился укладываться.