Год потопа

– Это уже после тебя было, – ответила Аманда. – А как вам удалось выйти?

– Ногами, – ответил Шекки. – Мы пытались сообразить, как убить ту команду раньше, чем они нас убьют, – там дают три дня на планирование, до стартового гонга. Но вдруг все охранники куда-то исчезли. Были, и нету.

– Я ужасно устал, – сказал Оутс. – Мне нужно поспать.

Он положил голову на стойку бара.

– Оказалось, что охранники на месте, – сказал Шекки. – В караульном помещении. Только они вроде как расплавились.

– Так что мы пошли в Интернет, – сказал Кроз. – Новости еще работали. Много рассказывали про эпидемию, и мы сообразили, что сейчас не стоит выходить и брататься с народом. Мы заперлись в караульном помещении – там была еда.

– К сожалению, «золотые» оказались в будке охраны по другую сторону ворот. Мы все время боялись, что они нас пристукнут ночью, во сне.

– Мы спали по очереди, но ждать и ничего не делать было очень тяжело. Так что мы заставили их уйти, – сказал Кроз. – Шекки ночью залез через окно и перерезал подачу воды.

– Твою мать! – восхитилась Аманда. – Правда?

– И тогда им пришлось уйти, – сказал Оутс. – Потому что у них не было воды.

– Потом у нас кончилась еда, и нам тоже пришлось уйти, – сказал Шекки. – Мы боялись, что они устроят засаду, но оказалось, что нет. Ну и все.

Он пожал плечами.

– А почему вы сюда пришли? В «Чешуйки»? – спросила я.

Шекки ухмыльнулся.

– Это очень знаменитый клуб, – сказал он.

– Легендарный, – подхватил Кроз. – Хотя мы знали, что девочек тут уже не будет. Мы думали, хоть посмотрим, какой он из себя.

– Одна из трех вещей, которые обязан сделать каждый мужчина, – сказал Оутс. И зевнул.

– Пойдем, Оутик, – сказала Аманда. – Мы тебя уложим в постельку.

Мы отвели их наверх и засунули под душ в «липкой зоне», и они вышли оттуда гораздо чище, чем вошли. Мы дали им полотенца, чтобы вытереться, а потом уложили в постель – каждого в своей комнате.

Мне достался Оутс – я дала ему мыло и полотенце, а потом показала кровать. Я его ужасно давно не видела. Когда я ушла от вертоградарей, он был еще совсем маленький. Маленький паршивец, вечно бедокурил. Таким я его помнила. Но он и тогда был очень милый.

– Ты здорово вырос, – сказала я.

Он почти догнал Шекки по росту. Светлые волосы были мокрыми, как шерсть у собаки, которая только что плавала.

– Я всегда думал, что ты самая лучшая, – сказал он. – Я был в тебя ужасно влюблен, когда мне было восемь лет.

– Я не знала.

– Можно, я тебя поцелую? Не в сексуальном смысле.

– Ладно, – сказала я.

И он меня поцеловал, ужасно мило, возле носа.

– Ты такая хорошенькая, – сказал он. – Не снимай этот птичий костюм.

Он потрогал мои перышки – на попе. Потом смущенно улыбнулся. Эта улыбка напомнила мне Джимми – каким он был в самом начале, и у меня екнуло сердце. Но я осторожно вышла из комнаты.

В коридоре я шепнула Аманде:

– Можно их запереть.

– Это еще зачем?

– Они были в больболе.

– Ну и что?

– А то, что все больболисты чокнутые. Никогда заранее не скажешь, в какой момент они съедут с катушек. Кроме того, может быть, они заразные. Может, у них эта эпидемия.

– Мы их обнимали, – сказала Аманда. – Все, что было у них, теперь есть и у нас. И вообще, они же из вертоградарей.

– И это значит?..

– Это значит, что они – друзья.

– Тогда они не были нам друзьями. Во всяком случае, не всегда.

– Расслабься, – сказала Аманда. – Мы с этими парнями кучу дел провернули вместе. С какой стати они будут делать нам плохо?

– Я не хочу быть мясной дыркой на общаке, – сказала я.

– Фу, как грубо. Мы не их должны бояться. А тех трех больболистов, которые были там с ними. Бланко – это не шуточки. Они наверняка где-то рядом. Я переодеваюсь в нормальную одежду.

Она уже сдирала костюм фламинго и натягивала хаки.

– Надо запереть парадный вход, – сказала я.

– Замок сломан.

Тут с улицы донеслись голоса. Люди пели и орали, как орали клиенты в «Чешуйках», когда были уже не просто пьяны. Пьяны в хлам и агрессивны. Послышался звон разбитого стекла.

Мы побежали в спальни и разбудили ребят. Они очень быстро оделись, и мы повели их к окну второго этажа, выходившему на улицу. Шекки прислушался, осторожно выглянул.

– О черт! – сказал он.

– Тут есть другая дверь? – шепотом спросил Кроз. Он весь побелел, несмотря на загар. – Смываемся. Быстро.

Мы спустились по задней лестнице и выскользнули из черного хода на задний двор, где стояли контейнеры углеводородного сырья для мусорнефти и другие – для пустых бутылок. Мы слышали, как «золотые» громят «Чешуйки», уничтожая то, что еще не было уничтожено. Раздался оглушительный грохот и звон: должно быть, они опрокинули полки за баром.

Мы протиснулись через дырку в заборе, пробежали по пустырю до дальнего угла и свернули в проулок. Больболисты не могли нас видеть, но мне казалось, что могут: словно они умеют видеть сквозь кирпичные стены, как мутанты из телевизора.

Пробежав пару кварталов, мы перешли на шаг.

– Может, они не догадаются, – сказала я. – Что мы там были.

– Они узнают, – сказала Аманда. – По грязным тарелкам. По мокрым полотенцам. По кроватям. Если в кровати только что спали, это всегда видно.