Год потопа

– Я послала образцы тканей. Катуро взял биопсию. Мы спрятали образцы в банке с медом и контрабандой протащили в диагностические лаборатории в «Здравайзере» – по чужим документам, конечно.

– Кто протащил? Зеб?

Пилар улыбнулась, словно вспомнила шутку, известную ей одной.

– Друг, – ответила она. – У нас много друзей.

– Мы можем отвезти тебя в больницу, – сказала Тоби. – Я уверена, что Адам Первый разрешит…

– Никакого отступничества. Ты же знаешь, что мы думаем о больницах. С тем же успехом вы можете бросить меня в помойку. В любом случае от того, что я приняла, противоядия нет. Передай мне, пожалуйста, вон тот стакан, синий.

– Погоди! – воскликнула Тоби.

Как потянуть время? Как сделать, чтобы Пилар осталась с ней?

– Это всего лишь вода с капелькой ивы и мака, – шепнула Пилар. – Приглушает боль, но сохраняет разум. Я хочу быть в сознании, пока можно. Я еще немного протяну.

Тоби смотрела, как Пилар пьет.

– Еще одну подушку, – попросила Пилар.

Тоби передала ей набитый мякиной мешок из кучи таких же в изножье кровати.

– Ты была мне семьей, – сказала она. – Больше, чем все остальные.

Ей было трудно говорить, но она не позволит себе плакать.

– И ты мне, – просто ответила Пилар. – Помни про Арарат в «Буэнависте». Поддерживай его.

Тоби решила не говорить ей, что Арарат в «Буэнависте» для них потерян из-за Бэрта. Зачем зря расстраивать? Тоби подсунула подушку за спину Пилар; ее тело оказалось на удивление тяжелым.

– Что ты приняла? – спросила Тоби. У нее перехватило горло.

– Я тебя хорошо выучила, – сказала Пилар. Вокруг глаз у нее разбежались морщинки, словно она улыбалась, словно вся эта история была розыгрышем. – Попробуй угадать. Симптомы: судороги и рвота. Затем наступает период, когда состояние пациента вроде бы улучшается. На самом деле в это время медленно разрушается печень. Противоядия нет.

– Что-то из мухоморов, – сказала Тоби.

– Умница, – шепнула Пилар. – Это был «Ангел Смерти», друг в час нужды.

– Но это же так больно.

– Не беспокойся, – ответила Пилар. – На это у нас всегда есть экстракт мака. Он в красной бутылочке, вон там. Я скажу когда. А теперь слушай меня внимательно. Это мое завещание. Как мы говорим, у савана карманов нет – все земные пожитки умирающий должен оставить живым, и знания в том числе. Я хочу, чтобы ты приняла все, что здесь собрано, – все мои материалы. Это хорошая коллекция, и в ней заключена огромная сила. Охраняй ее хорошо и используй достойно. Я тебе доверяю. Кое с какими из этих бутылочек ты знакома. Я составила список остальных на бумаге, ты должна его выучить наизусть, а затем уничтожить. Список в зеленом кувшине, вон в том. Ты обещаешь?

– Да. Обещаю.

– Обещания, данные умирающим, у нас священны, – сказала Пилар. – Тебе это известно. Не плачь. Посмотри на меня. Я не печалюсь.

Тоби знала теорию: Пилар верила, что вливается в великую матрицу Жизни по своей собственной воле и что это – причина для радости.

«Но как же я? – подумала Тоби. – Я останусь одна». Словно вернулось то время, когда умерла мать, а потом отец. Сколько еще раз ей придется пройти через это и заново осиротеть? «Не ной!» – сердито одернула она сама себя.

– Я хочу, чтобы ты стала Евой Шестой, – сказала Пилар. – Вместо меня. Больше ни у кого нет такого дара и нужных знаний. Сделаешь? Для меня. Обещаешь?

Тоби пообещала. Что еще она могла сказать?

– Хорошо, – шепнула Пилар на выдохе. – А теперь, думаю, пришло время для мака. Вон тот красный флакон. Пожелай мне удачного путешествия.

– Спасибо за все, чему ты меня научила, – сказала Тоби. Я этого не вынесу, подумала она. Я ее убиваю. Нет, я помогаю ей умирать. Я выполняю ее желание.

Она смотрела, как Пилар пьет.

– Спасибо, что училась у меня, – сказала Пилар. – Теперь я засну. Не забудь сказать пчелам.

Тоби сидела рядом, пока Пилар не перестала дышать. Потом натянула край покрывала на спокойное лицо и задула свечу. Это ей показалось, или свеча вспыхнула в момент смерти, словно ветерок подул? Это Дух, сказал бы Адам Первый. Энергия, которую невозможно ни постичь, ни измерить. Неизмеримый дух Пилар. Его больше нет.

Но если Дух ни с какой стороны не материален, он не может повлиять на пламя свечи. Так ведь?

«Я скоро стану такой же чокнутой, как все остальные, – подумала Тоби. – Съеду с катушек. Начну с цветами разговаривать. Или с улитками, как Нуэла».

Но она пошла сказать пчелам. Идиотизм, конечно; но ведь она обещала. Она помнила, что мысленно произнести послание недостаточно: слова надо сказать вслух. Пилар говорила, что пчелы – вестники меж тем миром и этим. Между живыми и мертвыми. Они переносят Слово, ставшее воздухом.

Тоби покрыла голову – Пилар утверждала, что таков обычай, – и встала перед ульями сада на крыше. Пчелы кружились, как обычно, прилетали и улетали, приносили на лапках груз пыльцы, лавировали, выписывая восьмерки, – танец, указывающий дорогу. Из ульев доносилось гудение – это рабочие пчелы махали крылышками, вентилируя улей, охлаждая его, подавая свежий воздух в коридоры и соты. Одна пчела все равно что все пчелы, говорила Пилар, и что хорошо для улья – то хорошо для пчелы.