Год, прожитый по-библейски

День 215. Я дома уже неделю. Джули все еще восстанавливается (непросто быть матерью-одиночкой), а я пытаюсь отойти от Израиля. Поездка была такой насыщенной, что теперь мне нужна неделя ничегонеделания. Я просто сижу на диване с раскрытым ртом и смотрю фильмы на тему Писания. Джули заказала для меня «Десять заповедей» с Чарльтоном Хестоном на Netflix. Ну и ну, я и не помнил, сколько там восхитительного китча. У Бога голос, как у Дарта Вейдера. Соблазнительные египетские танцовщицы с голыми боками выглядят так, словно отошли со съемок мюзикла «Пикник у моря»[177] с Элвисом Пресли. А режиссер Сесиль де Милль[178] – самый нескромный человек в мире. На случай, если спросят, кто в ответе за шедевр, он ставит на весь экран титры «ПОСТАНОВКА СЕСИЛЯ ДЕ МИЛЛЯ» восьмитысячным кеглем. Можно сказать, на афише он занимает больше места, чем сам Бог. Приятно отвлечься от переваривания израильских впечатлений. Ведь Израиль перепахал меня. С одной стороны, он вызывает благоговение. Даже физические условия. Вы благоговеете перед протяженностью пустыни. Перед высотой Стены Плача. Перед гулким интерьером храма Гроба Господня. А история! Миллионы паломников проходили по тем же мощеным улицам и задавали те же вопросы. Трудно не ощутить себя частью гораздо большего мира.

С другой стороны, Израиль может быть опасным. Он может разбудить фундаменталиста в любом из нас. Высвободить внутреннего гуру Гила. И вашу фарисейскую сторону. Я понял это уже по дороге в такси из аэропорта Ньюарк. Я смотрел, как пешеходы болтают по мобильным телефонам – несомненно, злословя и предаваясь желаниям. Бр-р. И сказал себе: «Я не такой. Я живу по-библейски, в отличие от этих людей. Светские неудачники». А это, как я понимаю, совершенно не библейский образ мыслей.

…Не ожесточи сердца твоего и не сожми руки твоей пред нищим братом твоим…

Второзаконие 15:7

День 219. Вот неизбежный побочный эффект библейской жизни: много думаешь о праотцах. Лично я зачарован отцом моего отца.

Дед умер, когда я был в старших классах. Он носил серую фетровую шляпу и жил над Гудзоном в квартире с диваном в полиэтиленовом чехле. Это был, наверное, самый мягкий человек из всех, кого я знаю. Он говорил очень тихо – надо было наклоняться вперед, чтобы расслышать.

Я помню, как он раздавал деньги. Всякий раз, когда мы шли на прогулку – а обычно это значило, что мы или идем есть курицу мушу[179] в «Сычуаньский дворец», или возвращаемся оттуда, – мы неизбежно проходили мимо бездомного, и дед обязательно выуживал из кармана пару четвертаков. Несомненно, это была память о прошлом. Он рос в съемной квартире в Нижнем Вестсайде. Он никогда не упоминал об этом, но его мачеха – женщина прямо из сказки братьев Гримм – держала ящик с продуктами под замком, чтобы дед не пытался стянуть лишний кусок хлеба.

Сегодня я жду поезда в центр по линии B и пытаюсь не злиться на экспрессы, которые проносятся мимо, в то время как местный пропал без вести. Метрах в шести от меня крутится женщина в джинсах и футболке Adidas. Она шныряет по платформе, подходя к каждому пассажиру с просьбой о мелочи.

Результата никакого. Эти люди достигли совершенства в игнорировании бездомных. Языком жестов они ясно показывают: «Ни за что не оторву взгляд от земли, страшно занят: изучаю коробку от сока Tropicana».

Душераздирающе.

Бездомная старается изо всех сил: она смотрит на них, протягивая руку, добрые полминуты и только потом отходит. Вот она приближается ко мне. Библия обязывает подавать, поэтому я вытаскиваю бумажник и даю ей доллар. Она берет деньги и улыбается. Мне приятно.

И тут она раскрывает объятия. Этого я не ожидал. Я, как и любой гермофоб[180], никогда не любил обниматься. Предпочитал вежливые кивки. А начав жить по Библии, стал еще подозрительнее – ведь еврейское Писание не поощряет прикосновения к женщинам. Но что мне делать? Не быть же черствым жлобом. Я ее обнимаю.

И в этот момент она пытается меня поцеловать. Я вовремя уворачиваюсь, и вместо губ она попадает в щеку.

Она делает шаг назад и смотрит на меня.

– Вы что, хотите мной воспользоваться?

Издаю нервный смешок:

– Нет.

– Думаю, так и есть. Вы ко мне пристаете.

Продолжаю нервно хихикать.

– Я позову полицию! – говорит она еще громче и без улыбки.

Женщина мрачно смотрит на меня, а я все отрицаю и лепечу извинения за возможное недопонимание. Пассажиры отвлеклись от газет, чтобы посмотреть на косматого извращенца в кисточках, который пытался лапать попрошайку.

– Я позову полицию, – продолжает она.

Приходит поезд C. Это не мой, но ничего, почти в ту же сторону.

– Прошу прощения, мне надо идти.

Я сажусь и выглядываю из окна, чтобы посмотреть, не пошла ли женщина за мной. Нет, не пошла. Зато она хохочет – от души, хватаясь за живот. Она меня разыграла. Приметила тощего бородатого мужика и решила развлечься. Не могу ее винить. Может, это зрелище стоило даже больше доллара.