Остальные немцы не зарывались так, как Бент, а свирепый Гиль до поры до времени не наталкивался на отпор. Но однажды, — как раз во время болезни Бента, — Кованда на оплеуху Гиля недолго думая ответил таким ударом, что у ефрейтора подкосились ноги и на губах показалась кровь.
Это случилось утром, до начала работ, Гиль был еще без мундира, и пистолета при нем не было.
Кованда остался стоять около присевшего на корточки Гиля, хмуро ожидая, когда ефрейтор встанет на ноги. Тот вскочил и набросился на него, они сцепились и, молотя друг друга кулаками, покатились по полу. Чехи тесно обступили их, но Кованда не нуждался в помощи. Капитан с Нитрибитом, Гюбнером и Куммером не успели еще протолкаться к дерущимся, как Кованда уже сидел на Гиле и, придерживая его одной рукой, другой лупцевал по физиономии. Товарищи с трудом оторвали его от Гиля. Кованда яростно размахивал кулаками и порывался снова накинуться на обидчика, потерявшего сознание.
Вся рота выбежала в коридор и тесным кольцом окружила Кизера и его группку, так что Бекерле, Липинский, Миклиш и Рорбах не могли протолкаться к ним.
Кизер пришел в ярость.
— Уведите его! — приказал он Нитрибиту, кивнув на Кованду. — И сдайте в гарнизонную комендатуру. Немедленно! Тотчас! — взвизгнул он, топая ногой.
Нитрибит ухватил Кованду за плечо, но тот одним движением сбросил его руку и отер кровь с лица.
— Скажи им, — тяжело дыша, обратился он к Гонзику, — что мне теперь все равно. Пусть они меня пристрелят, но первому, кто меня тронет, я оторву башку.
Куммер, стоявший рядом с капитаном, быстро перевел ему слова Кованды. Но тут к ним подошел Гонзик. Кизер удивленно взглянул на него.
— Герр капитан, — решительно начал Гонзик, — арестовав Кованду, вы допустите такую несправедливость, с которой мы не можем смириться. Ефрейтор Гиль беспричинно напал на Кованду, даже не сказав ему ни слова. Разве вашим подчиненным разрешено ни с того ни с сего избивать людей в роте? Может ли чешский рабочий соблюдать дисциплину, если его наказывают без оснований?
Капитан злобно прищурился.
— Это что — приказ, как нам поступать? Уж не хотите ли вы предписывать, как с вами обращаться?
— Мы требуем человеческого обращения.
— Требуете? — прыснул капитан. — Требуете?
— Иначе нам придется обратиться в другое место.
— А куда? — рявкнул капитан. — Куда?
— Хотя бы в штаб батальона.
— Та-ак! — протянул капитан. — Вы, стало быть, угрожаете?
— Мы только хотим справедливости.
— Кованда будет примерно наказан!
— За то, что Гиль за здорово живешь избил его?
— Избил Кованду? — саркастически рассмеялся капитан, кивнув на поднимающегося с полу Гиля. — А как прикажете отнестись к этому факту? Как?
— На Кованду напали, и он защищался, — упорствовал Гонзик. — Каждый из нас поступил бы так же. Рядовой Бекерле и унтер-офицер Миклиш видели, как это произошло. — Гонзик повернулся к переводчику и сказал по-чешски. — Подтвердите же, ведь вы свидетели. Почему вы молчите?
Куммер растерянно оглянулся и увидел, что на него обращены взгляды всей роты, теснившейся в коридоре.
— Он говорит правду, — подтвердил Куммер, смущенно помаргивая. — Я видел это, и рядовой Бекерле тоже.
Капитан утих и недоуменно уставился на Куммера и Бекерле, потом обернулся к Нитрибиту.
— Я, кажется, ясно сказал: уведите Кованду!
Но, прежде чем Нитрибит успел пошевелиться, Гонзик громко произнес:
— Если Кованда будет наказан, значит, вы не хотите, чтобы в роте был порядок. В таком случае, ни один из нас не выйдет на работу.
Словно электрический ток пробежал по рядам, молодые чехи заволновались и еще теснее примкнули друг к другу. Большинство поняло немецкую фразу Гонзика, и все повторяли ее. Сжав кулаки, парни стояли, зная, что теперь уже нельзя колебаться и уступать: теперь решается участь их всех. Гонзик слегка улыбнулся, отбросил со лба упрямую прядь и с облегчением вздохнул.
— Что-о? — воскликнул капитан, сверкнув глазами. — Что-о?
— Если герр капитан не накажет ефрейтора Гиля, рота не выйдет на работу, — твердо повторил Гонзик.
— Накажет?! — взвизгнул капитан и злобно засмеялся. — Вы мне приказываете?
— Приказывать мы не можем, — ответил Гонзик. — Мы только надеемся, что вы сумеете разобраться, кто прав.
— Кованда
— Очень хорошо знаем и не хотим, чтобы до этого дошло.
— Тогда извольте беспрекословно повиноваться. Вы отказываетесь?
— Мы всегда повиновались, — уклонился Гонзик, — пока с нами обращались по-человечески. В последнее время к нам жестоко придираются, нас бьют. Против этого мы протестуем.
Кованда старался уловить смысл разговора и переводил взгляд с капитана на Гонзика.