Год рождения 1921

День после налета выдался необычайно жаркий. Ребята работали полуголые. Пыль, вздымаясь клубами, покрывала их опаленные солнцем тела, лезла в глаза, садилась на волосы, серым налетом покрывала траву.

— Нечего и думать, что эти бедняки там, внизу, еще живы, — ворчал Кованда. — Хотел бы я знать, кто из них уцелел при таком ударе.

Иногда в городе слышались взрывы. Тогда рота на минуту переставала работать, парни выпрямлялись и, прикрыв рукой глаза от солнца, смотрели, где покажется знакомый столб дыма и пыли.

— Бомбы замедленного действия — самая подлая штука, хуже не придумаешь, — сказал Карел, тыча лопатой в кучу щебня. — Мало им, что ли, тонн бомб, которые взрываются сразу?

Мирек не разделял этого мнения.

— А по-моему, это неплохо. Представь себе, что одна такая бомба, а то и несколько, сброшена на завод. Люди туда боятся подойти, так что этот завод сразу не восстановишь.

— Будь это так, другое дело, — отозвался Гонзик. — Но насколько мне известно, в таких случаях немцы пользуются заключенными: посылают их обезвреживать бомбы и обещают за это сокращение срока.

После обеда Гиль увел пятьдесят человек в соседний квартал — срочно разбирать развалины мастерских трамвайного депо.

Трамваи во всем городе не ходили. Сотни трамвайщиков возились на улицах, снимали разорванные провода, убирали обломки сгоревших вагонов, ремонтировали мостовую и трамвайные пути. Железнодорожная связь тоже была нарушена, и почту привезли автобусы, окольным путем, через Мюльгейм. До семи вечера чехам пришлось выбирать инструмент, рулоны проволоки и рельсы, расчищать сортировочную станцию.

В школу команда, возглавляемая Гилем, возвращалась по безлюдным улицам. Ефрейтор, разморенный жарой, даже не заботился о четком строе. Ладя Плугарж жаловался, что у него в оба ботинка набились камешки, но не решался выйти из шеренги и высыпать их. Наконец он отважился на это, нагнулся и стал быстро расшнуровывать ботинок, но, как ни спешил, дело не ладилось, шнурки путались, один из них оборвался. Пока Ладя его надвязывал, команда прошла добрую сотню метров. Он бросился было за ней, но в этот момент сверкнул взрыв, и Ладя повернулся лицом к трехэтажному дому на правой стороне улицы. Передняя стена этого дома наклонилась, как падающая кулиса, переломилась пополам и обрушилась на тротуар. Растерявшийся Ладя в ужасе закрыл лицо руками и упал, заваленный грудами кирпича.

Ребята несколько секунд стояли словно окаменев, потом, не слушая окриков Гиля, бросились назад.

Из-под кирпичей видны были только ноги Лади: на одной ноге тяжелый башмак, другая в носке. Товарищи вытащили погибшего из-под обломков и в отчаянии опустили руки, а долговязый Трояк упал на колени и громко заплакал. Подбежавший Гиль увидел Ладю, его истерзанное лицо и раздавленную грудь, стиснул зубы и отвернулся.

Улицу запрудили жители соседних домов и солдаты двух аварийных команд, подоспевшие на автомашинах. Гиль приказал перенести погибшего на тротуар, а чешской команде участвовать в аварийных работах.

Лишь вечером, когда мостовая была расчищена, а трупы увезены, команда направилась в школу. Ребята шли не в ногу, натыкаясь друг на друга, подавленные, безмолвные. По дороге пришлось обходить улицы и целые кварталы, где еще днем проход был открыт; сейчас патрули не пропускали никого, потому что в домах и садиках были обнаружены бомбы замедленного действия.

Чехи шли по всей ширине мостовой, засунув руки в карманы и не замечая ничего вокруг. На перекрестке у канала Гиль приказал остановиться, но ребята, словно не слыша, продолжали шагать. Они молча прошли мимо Гиля и медленно, один за другим, держась за перила, поднялись по школьной лестнице.

В комнате играл патефон. Кованда, Мирек, Олин и Йозка дулись в карты, остальные лежали на койках, читали или писали письма.

Богоуш вошел первым. В дверях он остановился, щурясь от света. Потом тяжелыми шагами, словно пьяный, подошел к столу и потянулся к патефону. Игла царапнула по пластинке, и от этого неприятного звука все подняли головы. Богоуш сел на стул, положил руки на колени и тупо уставился на карты, которые игроки молча бросили на стол.

Все сгрудились вокруг стола.

Кованда положил Богоушу руку на плечо и быстро обвел взглядом пришедших, стараясь догадаться, что случилось.

— Ладя… — глухо выговорил Богоуш и прикрыл заплаканные глаза. — Ладя Плугарж.

В комнате стало тихо, только часы с кукушкой, криво повешенные на стене у дверей, словно резали эту тишину неравномерными взмахами запинающегося маятника. Эти часы Ладя нашел в развалинах какого-то дома, Фера их разобрал, вычистил и собрал; с тех пор они постоянно тикали в комнате и шли точно. Вот и сейчас окошечко под резным навесом открылось и кукушка прокуковала девять раз. Ребята, сжав кулаки, сгрудились вокруг стола и молча слушали эти звуки. Трояк, по лицу которого градом катились слезы, вдруг разрыдался, швырнул в часы шапкой и выбежал в коридор. Часы покосились и затихли.