Год рождения 1921

«…а главное, из-за тебя, Нитрибит, — мысленно злорадствовал капитан, поглядывая на рыжего фельдфебеля, — так и знай, что твое мнение для меня пустой звук».

И заключил вслух:

— Четырнадцать суток карцера с завтрашнего дня.

Когда Олин вышел, Нитрибит не стерпел:

— Не выношу людей, которые сами не знают, на чьей они стороне. Для таких шкурников важнее всего — собственные выгоды, и успех.

— Дорогой мой, — улыбнулся капитан, — именно этим людям мы обязаны тем, что можем уверенно действовать в незнакомой обстановке. То же самое происходит и на международной арене. Без судетских немцев мы бы не стали хозяевами в протекторате, без саарцев и лотарингцев никогда не заполучили бы французских провинций. Это нам подтвердят Куммер и Липинский, не так ли? — И он сладко улыбнулся обоим.

Унтер-офицер Куммер сделал обиженное лицо.

— Как можно сравнивать судетских немцев с изменниками! Разве не нам немецкий народ обязан тем, что ему без боя досталась столь важная стратегическая позиция в Центральной Европе, как Чехословакия. Мы стремились соединиться со своими соплеменниками, разве это плохо?

Капитан поднял руки.

— Вы меня не поняли, Куммер. Без вас мы, конечно, не получили бы так легко этот форпост. Вы сумели разложить целое государство и подготовить все необходимое для нашей победы. Такова же задача Коварика. Рота ему доверяет, потому что он чех; эти люди, видимо, и не догадываются, как он полезен для нас.

— Um Gottes willen! — воскликнул Куммер. — Но ведь я немец, все мы, судетцы, — немцы, а Коварик — паршивый чех! Разве это одно и то же?

— Вот именно, не одно, — без улыбки ответил Кизер и заметил, что Нитрибит сдержанно усмехается. — Хватит об этом, — сердито сказал он и надел фуражку. — Нет смысла спорить об очевидных вещах.

Обитатели двенадцатой комнаты собрались во дворе, около турника и брусьев. Ребята поочередно пробовали на них свою ловкость. Под одобрительный рев окружающих Кованда сделал на брусьях стойку и, запыхавшись, спрыгнул на песок.

— А вы, щенки, думали, что старый Кованда уже ни на что не годен? В молодые годы я проделывал на турнике такие штучки, аж дух захватывало. Да и нынче не сплоховал бы, кабы подкормился немного. Уж очень тут жратва плохая.

Пепик тоже попытался было подтянуться на брусьях, но слабые руки не выдержали тяжести тела, он повалился на бок и смущенно улыбнулся.

— Вот видишь, неженка, — наставлял его Мирен. — Мышцы у тебя никудышные. Спортом ты никогда не занимался, а тут уж не нагуляешь мускулы. Надо было закаляться раньше!

Подошел Олин. Вид у него был довольный, гордый, торжествующий.

— С чего это он так напыжился? — спросил Кованда у Гонзика. — Важничает, будто ему сам Адольфик родной дядя.

— Гонза! — громко позвал Олин. — На минутку!

Гонзик, сидя на земле, оглянулся через плечо.

— Что тебе? — спокойно отозвался он.

— Поговорить надо с глазу на глаз.

Олину очень хотелось, чтобы Гонзик встал и подошел к нему, но тот не тронулся с места.

— Говори, говори, — равнодушно сказал Гонзик. — У нас с тобой не может быть тайн от товарищей.

Ребята вокруг умолкли и выжидательно уставились на Олина.

— Я был у капитана, — во всеуслышание объявил тот, внимательно разглядывая свои ногти. — Он советовался со своими, как наказать тебя за то, что ты расквасил нос Гилю.

— Ну и что же?

— Капитан решил предать тебя военному суду.

Товарищи многозначительно переглянулись и, прищурясь, уставились на Олина.

— Ну и что же? — снова спросил Гонзик без видимого интереса, и все заметили, что именно это спокойное безразличие уязвляет Олина.

— Спросили мое мнение, — раздраженно продолжал он, пожалев, что начал разговор и привлек к себе общее внимание; куда лучше было бы поговорить с Гонзиком наедине, а потом самому растрезвонить новость по комнатам.

— Ну и что?

— Я отговорил. Посоветовал капитану посадить тебя под арест.

— А почему?

Олин рассвирепел.

— Как почему?

Гонзик смотрел на него в упор и улыбался.

— Почему ты его отговорил?

Олин молчал, сразу не сообразив, что ответить. Ребята, стоявшие и сидевшие вокруг них, не сводили с него глаз, и он, как всегда, чувствовал себя чужим и одиноким.

— Уж не лучше ли было согласиться отдать тебя под суд? А ты знаешь, чем это пахнет?

Гонзик задумчиво поглаживал опухшую от удара Гиля щеку.

— Ну так я тебя благодарю, — медленно сказал он, пристально глядя на Олина. — Очень благодарю.

В его тоне не чувствовалось ни тени насмешки. И это казалось чехам непостижимым. Бахвальство Олина вызывало у них желание высмеять и уязвить фербиндунгсмана.

— Надеюсь, — строго продолжал Олин, — вы не будете больше упрекать меня, что я мало забочусь о вас. Я делаю все, что в моих силах.

Он повернулся и пошел прочь.

Ребята хмуро смотрели ему вслед, не зная, что сказать. Только Кованда не растерялся.

— Ведь он спас твою молодую жизнь, — громко сказал он Гонзику. — Ай да Олин! Знай я наверняка, что все было так, как он говорит, я бы тоже сказал ему спасибо.

— Надулся как индюк! — громко подхватил Мирек. — Видно, ждал, что ты ему в ножки поклонишься.

Олин шел медленно и слышал каждое слово. Ребятам только это и нужно было.

9