Год рождения 1921

— Так что не очень рассчитывайте на всякую там гуманность, — предостерегал Цимбал. — Союзникам мы нужны, как прошлогодний снег. Не воображайте, что они с нами станут нянчиться. Что они о нас знают?

— Когда в тридцать восьмом году нам пришлось худо, англичане притворились, что знать ничего не знают о Чехословакии.

— Лучше надеяться самим на себя.

— И нечего медлить, черт подери!

Карел улыбнулся.

— Так, значит, решено?

Товарищи, не колеблясь, подняли руки.

— Ну, ладно, — серьезно сказал Карел. — Тогда сегодня, в час ночи. Первым делом обезоружим охрану внутри здания. Справиться с караулом на улице будет уже нетрудно. На втором и третьем этажах дежурят два человека. Надо их убрать, но как можно тише. Этим займутся те комнаты, что поближе к лестнице, стало быть, шестая и наша, двенадцатая. Оглушим их, свяжем, и с их оружием ворвемся в комнату немцев. Капитан и Олин спят у себя, а дежурный сидит в конторе у телефона. Когда управимся с теми, кто в здании, можно будет отозвать караул от ворот. Стрелять только в крайнем случае.

— А потом что?

Карел подпер голову рукой.

— У капитана есть карта. Нам предстоит пройти добрых две сотни километров. Сколько времени на это понадобится?

Товарищи стали прикидывать.

— Дня за четыре отмахаем, но давайте считать пять.

— Лучше шесть, ведь днем идти нельзя, разве только лесом. Да и бог весть, что может случиться по дороге. Надо быть готовыми к любой неожиданности.

Ирка, задумавшись, стоял у окна.

— Взгляните-ка туда, на угол, — сказал он.

На углу, где площадка перед школой переходила в улицу, круто поднимавшуюся в гору, стоял трактир. Трактирщик Фрейтаг вылез из дому, долго оглядывался по сторонам, потом подошел к витрине и сорвал с нее листовки с карикатурой на Сталина, Рузвельта и Черчилля. Другая листовка крепко прилипла к окну. Трактирщик принялся соскребать бумагу.

— Видно, дела у них плохи, — заметил Кованда. — Интересно знать, а фюрера он тоже уберет?

Фрейтаг вернулся в трактир, но через минуту показался в витрине и вынес оттуда обтянутый сукном постамент с бюстом Гитлера.

— Чемоданов не брать, — распоряжался Карел. — У каждого в руках только хлебный мешок или чехол от противогаза. Возьмите самое необходимое. Еду мы разделим между собой, когда откроем склад.

— А как быть с немцами? — нетерпеливо спросил Кованда. — Рассчитаемся мы с ними?

Карел внимательно оглядел собравшихся.

— Какие будут предложения, ребята?

Те сидели молча, хмуро уставясь в одну точку. Яростная ненависть вдруг покинула их, и они растерянно думали об участи тех немцев, которые долгие недели и месяцы мучили и тиранили их. Взвесив деяния этих людей, все чехи мысленно называли одно имя и ждали, кто первый произнесет его вслух.

— Око за око! — сказал Ота Ворач, а Кованда положил кулак на стол и твердо произнес:

— Гиль.

Все приумолкли, думая о том, что не названо еще одно имя. Потом Цимбал откашлялся и спросил:

— А Олин?

Ирка поглядел на Карела.

— Все-таки он чех, — сказал он так, словно хотел выгородить и спасти Олина. — Правда, он нам изменил, но не приговаривать же его к смерти!

— Он выдал Гонзика, — напомнил Ота.

— И десятника с каменщиком в Касселе, — неумолимо продолжил Кованда. — А что, если их казнили?

— Но мы этого не знаем.

— И не сможем узнать.

Не зная, на что решиться, ребята растерянно глядели на Карела.

Тот усмехнулся и долго разжигал окурок.

— Судить вы хотели, а вынести приговор боитесь, — медленно произнес он. — Кстати, на это у нас еще хватит времени. Прежде нужно организовать побег.

— Иногда, знаете, хорошо малость обозлиться, — с облегчением сказал Кованда. — Особенно, когда требуется кому-нибудь набить морду. А ежели сидишь за столом, как кукла, то не обозлишься, хоть расшибись. С Олином после разберемся, а может, и нынче ночью.

В комнату вошел Енда Гавличек.

— У немцев что-то стряслось, — сказал он. — Суетятся, бегают по двору, запрягают лошадей, возятся на складе. Не собираются ли задать стрекача?

— Вот еще не было печали! — усмехнулся Кованда. — Надеюсь, они зайдут попрощаться, как порядочные.

Смеркалось. Во всех комнатах парни готовились к побегу, собирали необходимое, что можно запихать в узкий холщовый чехол от противогаза — носки, рубашки, носовые платки, теплое белье, пуловер. Старосты комнат тихо переговаривались с теми, кому было поручено напасть на стражу.

Во втором этаже дежурил Гиль, поэтому расправиться с ним вызвался Кованда.

— У нас свои счеты, — усмехнулся он. — Я к нему уже примерился, в этот раз не оплошаю!

С Ковандой шли еще Карел, Ирка и Фера. Двое из них укроются в клозете, напротив двенадцатой комнаты, двое других выскочат из комнаты и втащат туда оглушенных немцев. Нападение на других немцев было разработано во всех подробностях: ребята распределили, кто какого немца берет на себя, кто прикроет нападение с оружием в руках, кто будет сторожить на лестнице и у входа во двор. Вызов караула со двора решили поручить Липинскому; старосты комнат знали, что он спас Гонзика от ареста и помогал побегу группы Эды Конечного. Липинский был свой человек, чехи ни на минуту не сомневались, что он пойдет с ними.