Год со Штроблом

Высоченная серая заводская труба порозовела, освещенная лучами прячущегося еще за лесом солнца. Белые дымки клубились над заслонками вентиляторов на плоских крышах пищеблоков. Черные силуэты сосен выделялись на фоне неба, нежно-розовая синева которого становилась прозрачнее с каждой минутой — утренняя дымка рассеивалась. Между цепочкой кухонь и семиэтажным зданием управления установлена доска метров в десять длиной, на которой цветными линиями и черным шрифтом показано, какие работы на монтаже первого блока реактора завершены на второе число и сколько еще осталось сделать до его ввода в эксплуатацию. Промежуточные сроки обведены красной краской. Делегациям, посещавшим стройку, прежде чем показать отсек реактора, демонстрировали эту доску, чтобы они своими глазами, на месте могли убедиться, что главный циркуляционный трубопровод и главные циркуляционные насосы, названные на доске для краткости ГЦТ и ГЦН, монтируются с точностью до сотой миллиметра, и уже потом вели в машинный зал, к будущему «жилищу» турбин, а под конец — к руслу канала, который будет забирать у реки воду для охлаждения агрегатов. Уже сейчас, еще будучи покрытой песком ложбиной, оно, глубокое и широкое, с бесчисленными отводными трубами и шлангами для спуска грунтовых вод, давало представление о величии инженерного замысла. Если делегация считалась важной, ее приглашали обозреть панораму стройки с крыши семиэтажного здания управления. И, надо сказать, приглашали почти каждую делегацию.

— Тебе должно хватить одного взгляда на доску, чтобы представить себе всю картину.

Штробл потянул Шютца, остановившегося перед доской, за собой. Он напрягал голос, потому что мимо проходили тяжелые строительные машины.

— Сейчас мы пойдем в бокс, — говорил Штробл, — а попозже встретимся у меня в кабинете. На стройке есть примерно сто пятьдесят подразделений, ты только вообрази себе это, и мы — лишь одно из них, но на этой фазе строительства самое важное, на мой взгляд.

Он подозвал к себе монтажника в синем ватнике и с буквами «ДЕК» на каске, говорящими о принадлежности к управлению строительства газогенератора. Тот шел по выложенной плитами дорожке в противоположном направлении. Прежде чем он приблизился, Штробл успел завершить свою мысль:

— …И когда осознаешь это, не позволишь себе потерять ни одной минуты.

Без всякого перехода и даже не поздоровавшись, он заговорил с рабочим, который не торопясь перешел проезжую часть и остановился перед ним.

— Ты вчера явился на смену только к полудню, хотя был обязан начать в шесть утра. Никаких отговорок! Первое января ничем от других дней не отличается. Я небрежного отношения к делу не потерплю. Мало ли что меня на месте не было!

Выражение лица монтажника не изменилось, только улыбнулся слегка.

— Уже донесли, выходит, терпежу у них нет, — почти дружелюбно проговорил рабочий. А потом, не меняя тона, добавил: — А вчерашние оценки за качество ты тоже видел?

Он искоса взглянул на Штробла, ожидая поощрения.

— Кого ты из себя корчишь? — Штробл недобро поглядел на него. — Качество — непременное условие! Кто работает в ДЕК, обязан стремиться к большему: быть пунктуальным, расчетливым, готовым помочь напарнику! Вот чего я требую. И не в первый раз. В том числе и от тебя!

Оставив рабочего, который преспокойно смотрел на него с высоты своего роста, Штробл объяснял на ходу Шютцу:

— Он из твоей бригады. Зовут его Вернфрид. Хороший сварщик. Мог бы перещеголять Зиммлера, если бы дисциплина не подводила!

— Прежде, — начал Шютц, — мы с Зиммлером то и дело обгоняли друг друга в оценках за качество. То он оказывался впереди, то я. Интересно, как оно будет здесь.

— Ты мне нужен как бригадир, — коротко ответил Штробл. — Кстати говоря, я доволен, что ты сразу уловил, как мы тут натягиваем вожжи, — крепко, брат! Не то в пору укладывать вещички.

Шютц повернулся в сторону Вернфрида. Тот, постояв немного со склоненной набок головой, словно впитывая в себя слова Штробла, лениво и как бы потешаясь зашагал прочь, бросив еще быстрый любопытствующий взгляд на Шютца.

Шютц часто видел Штробла в конфликтных ситуациях, часто присутствовал при том, когда он разносил провинившегося так, что у того в мгновение ока глотка пересыхала, не раз Штробл гнул в дугу и его самого, причем впоследствии приходилось признать, что не так уж Штробл был не прав. Но во всех случаях таких разгонов «прямо в лоб», даже в повышенных тонах можно было уловить голос друга. И когда он говорил: «Ты просто негодяй, каких мало!» — это все-таки говорил именно Штробл, дававший при всем при том почувствовать, что знает и твои хорошие качества, и твои достоинства. «У Штробла, обругавшего Вернфрида, сегодня явно плохое настроение», — сделал вывод Шютц. Взглянув на него со стороны, увидел, какой он бледный, невыспавшийся, с воспаленными глазами, напряженным лицом. Но несколько минут спустя лицо его явно подобрело. Входя в бокс, он помахал рукой монтажникам ГЦТа и, выжидательно глядя на Шютца, поинтересовался:

— Ну, а теперь что скажешь?