Год со Штроблом

Без Штробла, заявила Вера, совещание теряет всякий смысл. Говорила Вера взволнованно. Ей нужны точные данные, на каких участках работы по монтажу передвигаются, с помощью каких мер будет сэкономлено рабочее время и как оно впоследствии будет использовано на «двухсотке». Ей нужны предложения, решение проблемы. Для этого требуется человек, который держит в руках все нити управления и знает, за какую ему потянуть, чтобы добиться необходимого эффекта. А коли нет такого, то и говорить не о чем. Значит, присутствие Штробла необходимо. Штробл обязан присутствовать, снимут его или нет, — это, разумеется, прерогатива товарищей из ГДР, — и это его дело думать, как выйти из создавшейся ситуации.

Юрий по-дружески положил руку Шютцу на плечо, а Зинаиде пришлось перевести для Шютца историю о бабушке Юрия. Бабушка была строгой. Последнее слово на семейном совете всегда оставалось за ней. Там принимались решения, обязательные для каждого члена семьи; высказаться давалось каждому, в том числе и самому молодому на этих советах, дяде Юрия. Он был умница, этот дядя, и бабушка всегда считалась с его мнением, но иногда он такие номера выкидывал, что только держись! Как-то раз молодой дядя не явился на семейный совет, и кто-то спросил, не стоит ли собраться на другой день. Но бабушка Юрия сказала: «Не беда, что его нет. Семейный совет и без него все обмозгует». А с дядюшкой она проведет «экстренное заседание», на нем куда удобнее выдрать его за уши за его проделки! Что она и сделала. И с тех пор — Юрий очень хорошо помнит — его дядя никогда не пропускал семейных советов!

— Штробл придет, — сказал Шютц. — Если будет малейшая возможность, обязательно придет.

Но совещание прошло все-таки без него. Шютц тщетно пытался разыскать его. Володя Кислов тоже его искал. Кивнув головой в сторону здания управления, Володя объяснил:

— Он там еще не освободился.

В отсутствие Штробла от имени ДЕК пришлось выступить Шютцу. Он чувствовал себя почти во всеоружии: успел переговорить с технологами, проконсультироваться с заместителем Штробла, Гасманом. Тот под конец вдруг взвился:

— Ничего не выйдет! А то, что предлагает Штробл, вообще ни в какие ворота не лезет! — хотя к этим предложениям Штробл не имел ни малейшего отношения. Потом овладел собой, спросил по-деловому:

— Хочешь, я пойду с тобой?

Шютц подумал недолго и ответил:

— Может, он придет во время совещания.

Он еще надеялся на это, понял, что на совещании речь пойдет не только об экономии рабочего времени; тем более никто себе точно не представлял, сколько его будет упущено из-за случая на «двухсотке». Неожиданно, по крайней мере для него, появился Берг. Сел рядом с секретарем парторганизации советских специалистов, с которым они время от времени переговаривались и даже смеялись. Тем не менее слушал он внимательно, что и доказал, суммировав цифры и факты, которые привели в своих выступлениях Юрий, Вера, Шютц и Володя. Результат впечатляющий, вполне достаточный, чтобы компенсировать возможные потери времени. Но следует думать о бо́льшем. Необходимо обсудить, как сократить сроки строительства и монтажа всего блока, чтобы его можно было подключить к сети не к самому Новому году, а на две недели раньше. Эта проблема будет с завтрашнего дня обсуждаться во всех коллективах. А как насчет того, чтобы коллективы первого цикла выступили с призывом ко всем строителям и монтажникам досрочно завершить работы на нервом блоке?

Итак, пожалуйста, кто хочет высказаться? Володя Кислов и Юрий. По их виду не скажешь, что предложение руководства обрушилось на них как снег на голову. Они сказали, а Зинаида перевела, что советские специалисты после проведенной сегодня инвентаризации — они зачитали ее итоги — пришли к выводу, что есть хорошие предпосылки для досрочной сдачи блока. И советские товарищи готовы с такой инициативой выступить. Что скажут на это товарищи из ДЕК? Глаза всех присутствующих обратились на Шютца.

Пока Зинаида переводила, Шютц недобрым словом помянул бабушку Юрия: а почему бы ей не отложить, в самом деле, семейный совет до прихода дяди, раз с его мнением так считаются? Шутка не из веселых, а все же…

Он чувствовал, что на него все смотрят, знал, чего от него ждут. «Нет, не могу я в отсутствие Штробла сказать, справимся мы или нет. Не могу, и все тут. Не знаю я этого. Я могу сказать только: «Подождите, товарищи…» — и потом произвести все расчеты. Может быть, с заместителем Штробла, Гасманом. Или со Штроблом. Не могут они его нам не вернуть. И тогда мы примем решение: да или нет!. И если мы скажем «да», то появится и призыв, подписанный советскими специалистами, и, конечно, ДЕК, — тут уж Штроблу не открутиться, пусть он сейчас и отсутствует. А если мы своего согласия не дадим? Если скажем «нет» ясно и недвусмысленно? «Выиграть две недели — выше наших сил, на сегодняшний день мы считаем это невозможным». Что будет, если мы скажем так? Тогда мы скорее всего будем единственными, кто себе это позволит. Хотел бы я видеть выражение лица Берга! А Володя что сказал бы? А Юрий?»