Год со Штроблом

Шютц ничего не ответил. Что-то в словах Штробла пришлось ему не по вкусу, но он не знал что, и слишком устал, чтобы разбираться. Позевывая, он потягивался в кровати, а Штробл тем временем отправился в душевую, Шютц думал, что уснет как убитый, стоит только лечь после утомительной поездки на мотоциклах и всевозможных неприятностей из-за крана.

Но лег он куда позднее обычного. Сперва дожидался Штробла, разговору которого с Володей не будет, казалось, конца. А потом они со Штроблом еще перелопатили все, что им необходимо сделать завтра в первую очередь. Много чего, целый клубок. Но кончик нити в этом клубке — формирование интернациональных бригад. К счастью, тут никаких неясностей нет. Ни для кого. При всем жонглировании сроками монтажа им ни в коем случае нельзя упускать этой нити из рук.

«Завтра первый раунд, — думал Шютц. — Беседа с членами партии». Тут будет маленькая заминка, сказал ему Юрий. В какой партгруппе ее проводить? У Шютца? Или у него, у Юрия? Или на общецеховом партсобрании? Но как всех соберешь до завтрашнего утра? Шютц подумал еще: «А, кстати, кто из наших выходит в завтрашнюю смену? Зиммлер, это точно. Еще двое-трое. Я так и слышу уже их голоса: «Что? Собрание? Сейчас? И ты сообщаешь нам об этом в последнюю минуту? Разве успеешь подготовиться к выступлению? В конце концов, партсобрание это всегда партсобрание. А особенно совместное — с друзьями. Не позориться же нам!

Не исключено, что и Вернфрид свое полено в общий костер подбросит. По понедельникам он обычно не в форме, но если он мне совсем ни к чему, он обязательно окажется тут как тут. Да, почему это я о Вернфриде? Он ведь не член партии.

Плечи гудят… трясутся… через тысячу метров дорога сужается, убавим газ, снизим скорость до восьмидесяти, до шестидесяти, тридцати… Здесь участок дорожного строительства, строят и строят… А теперь проделаем все то же, только наоборот: тридцать, шестьдесят, а вот и восемьдесят. Переключаем скорость, прибавим газ — опять гудят и трясутся плечи. Почему всегда это ощущение возвращается, хотя сам ты уже давно лежишь в постели?

Да, кстати, что там насчет Вернфрида? Он не член партии. И хорошо, что так. Эрлих тоже пока не вступил. Но вступит обязательно. Готов спорить на что угодно. И потом поднакрутим его как следует. А то выудил себе Карла Цейсса и считает, что с него взятки гладки, можно отдыхать. Ну, тут ты просчитался, братец. Мы тебя назначим бригадиром. Да, да, на первое время, В одну из интернациональных бригад».

Шютц окончательно проснулся. Назначить Эрлиха бригадиром — неплохая мысль. Но он способен на большее. А что если выдвинуть его в председатели цехкома, надо бы там народ растормошить! Вот тогда и запляшут некоторые цифры по соцсоревнованию, которые существуют только на бумаге! А чем Эрлих нехорош? Все при нем, и работает очень хорошо, и с общественными делами полный ажур. Язык бы ему поукоротить, но ведь он никогда по-пустому не болтает. Есть, конечно, одно «но» — он сам не захочет. А кто на такие должности рвется? «Как ни крути, — подумал Шютц, — а почти каждый у нас начинает отбиваться руками и ногами, когда его рекомендуют на общественную работу. Только он сам забыл, что надо отбиваться, во всяком случае, в самый ответственный момент.

Так, посигналим левым фонарем, дадим газ, выйдем на осевую линию, посигналим правым… Вот чушь какая: едешь и едешь, а сам давно лежишь в постели. Фанни не слишком-то обрадовалась, когда я вывел мотоцикл из гаража. И вообще выглядела невеселой. И глаза у нее сделались такими большими, испуганными. Когда у нее такой вид, бессмысленно ее о чем-то спрашивать. Зато она спросила. Не его — Штробла. И тот ей ответил, сидя на краешке кровати в пижаме. Живу, дескать, как умею.

Я-то знаю, что, если разобраться, вопрос она задала не Штроблу, а мне и себе, и ответ еще предстоит дать… Да, такой уж у них, у женщин, характер.

Нет, это опять же из другой оперы, это неточно. Дело не в характере, я понимаю, причина в другом, но если мне вот так, с ходу, нужно сказать, в чем, я точного слова не подберу. Мне и вообще иной раз трудно сразу осознать, что так и почему, а что не так. Слишком мало я знаю. Для секретаря парторганизации — слишком мало. Зачем только они меня выбрали? Да, в этом все дело. Но ведь выбрали же…