Когда наступало время ленча, мы отправлялись к Миссисипи. Здесь в парке на берегу реки он мог свободно бегать. Потом мы возвращались в мой кабинет. Тут я работал за столом, а он лежал в углу на своей кровати, которую я сюда привозил.
Наверное, пес не мог поверить своему счастью. Каждый день с утра до вечера он проводил вместе со мной. Вокруг было так много интересного, и все его любили.
Вечерами в нашем «странном городе» он сидел во внутреннем дворике, обдуваемый прохладным ветерком, наблюдая за происходящим и порой отвечая лаем соседским собакам. А их было великое множество – пудели, овчарки, пойнтеры, какие-то маленькие собачонки, заливающиеся лаем терьеры; их гавканье и вой сливались в странное, ни на что не похожее многоголосье.
Иногда я все-таки оставлял его одного – шел в кино, обедал со студентами или профессорами, ходил в прачечную или супермаркет. Однако вряд ли мы с ним провели врозь дольше двадцати или тридцати часов за целый месяц.
Я скучал без Паулы и Джулиуса сильнее, чем ожидал, но работа со студентами понравилась мне больше, чем можно было надеяться. Но самыми сильными оказались впечатления от поездки в Миннесоту именно с Девоном. Нас связала эта поездка, весь месяц он был таким чудесным компаньоном человеку средних лет, склонному страдать от одиночества и нередко впадающему в растерянность.
Мы заботились друг о друге. Научились доверять друг другу. Я узнал от Девона немало нового о терпении и верности. Пес получил в обмен то, в чем так отчаянно нуждался, – дом и надежного друга, который – он теперь знал – никогда его не покинет.
Месяц в Миннесоте по многим причинам оказался для нас благотворным. Не в последнюю очередь потому, что в «странном городе» я вернул часть утраченной веры в себя. Вернул именно благодаря бордер-колли – моей собаке, которая знала, что значит – потеряться… И что бывает, когда тебя все же найдут.
IX
Гомер
Когда мы вернулись домой, Паула рассказала о Джулиусе, который, по ее мнению, весь месяц выглядел уж слишком подавленным, даже больше, чем обычно. Но ведь он всегда казался несколько заторможенным. Правда, Джулиус охотно грелся на солнышке во дворе, общался со своими приятелями, двуногими и четвероногими, наслаждался, по всей видимости, золотой осенью. «Да и вообще, – сказала Паула, – с ним все в порядке».
Из Миннесоты я каждую неделю звонил Дин. Ей хотелось знать, как подвигаются дела у Девона, как он себя чувствует в моем университетском окружении. Мне всегда нравилось разговаривать с ней. В ее понимании, жизнь с бордер-колли – это вызов, который бросает вам судьба. Теперь я мог согласиться с этим.
Мы продолжали обсуждать с ней стратегию, направленную на преодоление давних проблем Девона, на сближение с ним. Дин не понравилось, что я разрешаю ему гоняться за грузовиками, пусть даже за оградой. Хотя она, конечно, понимала, что это дает выход его энергии и уже вошло у нас в привычку. Впрочем, я и сам сознавал, что придется искать замену этим пробежкам; слишком уж рискованное это дело. Однажды он может неправильно понять мою команду или просто забыться – рассказы о бордер-колли полны таких историй.
Вскоре замена подвернулась. Внимание Девона привлекли канадские гуси (казарки), тоже обитавшие в «странном городе».
Здесь, на Среднем Западе, эти казарки толстые и нахальные. Многие на зиму не улетают, находя вокруг достаточное количество пищи на свалках. Миннеаполис красивый город, но птичий помет ужасно портит вид его газонов, особенно по берегам знаменитых озер.
Когда я на второй неделе нашего пребывания здесь гулял как-то с Девоном в парке, ко мне подошла небольшая группа родителей с детьми. Они спросили, действительно ли это у меня бордер-колли. Поскольку раньше со мной здесь еще никто не заговаривал, я было подумал, что меня попросят взять собаку на поводок. Так оно, вообще-то, и полагается по закону.
Как выяснилось, причина была другая. Они кое-что слышали о бордер-колли. Не поможет ли пес решить проблему с казарками, а то их дети не могут играть здесь в футбол без того, чтобы не вляпаться в птичий помет или не поскользнуться на нем. Иногда тут вообще нельзя играть, потому что эти гуси занимают все футбольное поле и выгнать их оттуда не удается. Нельзя ли напустить на них мою собаку?
Девон, казалось, воспрянул уже от одного этого вопроса. Возможно, в нем шевельнулись гены Хемпа и Кепа.
Ну, конечно, – сказал я. – Почему бы нам не попробовать? Завтра суббота, утро у меня свободно.
Мне не меньше, чем им, хотелось узнать, нельзя ли использовать Девона для какой-нибудь полезной цели, а не только для того, чтобы сводить меня с ума.
Это, кстати, – прекрасный шанс найти его инстинктам новое применение. В Нью-Джерси тоже имеется немало казарок, правда, не таких драчливых, как здесь. Но и мы не слишком ими дорожим.
Я слышал много рассказов об упрямстве казарок, о храбрости, с которой они защищают свою территорию от посягательств людей и собак.