Год среди каннибалов. Северо-Западная Амазония

Существуют и другие поводы для применения яда шаманом. При лечении душевнобольных он сначала проводит обряд экзорцизма, и, если тот не помогает изгнать злых духов, вызывающих безумие, человека убивают, чтобы уничтожить злые чары, которые, вероятно, наслал более могущественный вражеский колдун, поскольку они оказались сильнее целительных способностей племенного шамана. Иногда, если с индейцем произошел серьезный несчастный случай, шаман проводит специальный обряд, в ходе которого заводит пострадавшего далеко в лес, дает ему наркотик и оставляет там на ночь. На следующий день к нему приходят родственники, и, если человек не умер, он рассказывает о своих видениях, из которых они делают вывод о том, какой враг навел порчу.

За этим, естественно, следует месть.

Если в племени вспыхивает какое-то известное инфекционное заболевание, то заразившихся немедленно бросают даже самые близкие родственники, дом покидают, а иногда даже сжигают. В джунглях часто встречаются такие заброшенные дома – мрачные и пустые напоминания о возможных трагедиях.

Не исключено, что жестокое обращение с больными является следствием того, что всякая болезнь считается делом рук врага, который с ее помощью пытается уничтожить все племя. Так что первопричиной, несомненно, является страх. Но также не следует забывать и о том, что жизнь в джунглях нелегка даже для здоровых и полных сил, а беспомощные могут выжить только за счет своих активных соплеменников. Вопрос самосохранения еще более усугубляет проблему немощных. На каждом шагу становится ясно, что выживают действительно только наиболее приспособленные – и это самое суровое правило жизни в амазонской сельве. Оно определяет жизнь и философию индейцев с рождения и до самой смерти. Помощь слабым зачастую ставит под угрозу жизнь сильных[457]. Здесь никто не станет сентиментальничать и возражать против этого весьма практичного утверждения. Индеец судит обо всем с точки зрения здравого смысла: зачем жить неполноценной жизнью, зачем помогать человеку влачить жалкое существование, обрекая его при этом на еще большие страдания? Более того, индейцы считают такое цепляние за жизнь крайне эгоистичным.

Само собой, люди, страдающие хроническими заболеваниями, не встречают сочувствия у туземцев. Человек, который не может охотиться или воевать, считается обузой для племени. Если он не проявляет никаких признаков выздоровления, друзья без колебаний оставляют его умирать, и если шаману не поручали от него избавиться, то несчастного загоняют в лес, где его быстро настигает неминуемая гибель. Так поступают не только с инвалидами, но и со стариками, за исключением тех случаев, когда они обладают большой мудростью и опытом, а значит, являются полезными для племени. В противном случае считается, что они утратили какую-либо практическую ценность и просто мешают более активным соплеменникам. Отцеубийства как такового нет, стариков не убивают, их просто бросают на произвол судьбы. Ни у кого не возникает сентиментального желания составить им компанию или облегчить их тяжелую долю. Ни один индеец не станет помогать старику, который не в состоянии заботиться о себе сам. Им могут время от времени бросить маниоковую лепешку, а иногда забудут это сделать. Во времена дефицита слабым совсем не дают еды, хотя очевидно, что сами они ее добыть не смогут. Рабов, конечно же, и вовсе не считают за людей и не задумываясь бросают на произвол судьбы больных или калек. Если должна умереть женщина, у которой есть маленький ребенок, а желающих взять его себе не нашлось, то отец говорит, что он все равно умрет, и его либо тихо убивают и хоронят вместе с умершей матерью, либо оставляют в лесу[458].

С другой стороны, причина, лежащая в основе пренебрежения больными и немощными, привела к предотвращению внутриплеменных убийств. Если поддержание жизни слабых нежелательно, то выживание сильных, напротив, поощряется всеми возможными способами. В целом, хотя больных людей оставляют без попечения, у меня создалось впечатление, что убивают их редко. Больной индеец не раз обращался ко мне: «О! Дай мне умереть!» – но никто никогда не говорил: «Убей меня!» Помимо того, что внутриплеменные убийства, безусловно, запрещены традицией, людей также сдерживает страх перед наказанием – это сочетание эффективнее, чем любая полиция или уголовный кодекс. Даже если один из членов племени сознался в преступлении, его не карают смертью, поскольку это означало бы потерю воина и подрыв племенных сил, к чему нельзя относиться легкомысленно в условиях, где побеждает только сильнейший. Однако из этого правила есть одно исключение – и это воровство. Ввиду того, что жизнь у местных индейцев всецело общественная, смертная казнь в наказание за воровство становится необходимостью. Если тому, кого обокрали, удастся поймать вора, он убьет его, повалив на землю ударом меча из железного дерева по ногам и отрубив голову. Такое возмездие считается оправданным и разрешено племенными обычаями.