Год Свиньи

Я вышел через черный ход большой распутинской квартиры. В подъезде было темно. Я достал сигарету, закурил.

Сто с лишним лет назад граф Юсупов выходил с Распутиным через эту же дверь. Он пригласил его к себе домой под предлогом исцеления супруги. Одной из самых красивых девушек Петербурга. Однако вместо графских покоев Распутин оказался на застолье в подвале. Все угощения на той party были пропитаны цианистым калием. Но это не помешало Распутину остаться целым и невредимым, поэтому в итоге Юсупову пришлось всадить в него несколько пуль. Распутин вскочил и побежал прочь. Заговорщики настигли его на улице и добили еще несколькими выстрелами, а затем сбросили тело с Троицкого моста. На следующий день оно всплыло в полынье. Медицинской экспертизой было установлено, что Распутин умер не от яда и не от пуль. А просто-напросто захлебнулся. В это время царская семья была уже отправлена в ссылку, где и дожила свой последний год.

Последний год. Последний год. Это же совсем ничего. Я прикурил вторую сигарету. Огляделся по сторонам. На дворе стоял год Свиньи.

Эта квартира и её прежний хозяин были той самой надеждой великой Российской Империи. Но в итоге её разрушили и искоренили с лица земли. А теперь на рекламных баннерах красуется император Николай II и текст: Прости нас за все, государь! А кому легче? Кому? Самое глупое и бесполезное, что может быть — это извинения. Мы действительно всё прое***. Я смотрю в бестолковые лица этих безвкусно одетых людей, на эти встроенные в прекрасные петербургские дома сетевые магазины Дикси, футболки Mother Russia на творческой интеллигенции и прочее литературное трехомудье внутри книжных. Я смотрю на все это и мне становиться страшно. Страшно от того, что моя страна, сделав когда-то такой огромный шаг, как будто не видит, что впереди закончились ступеньки. Впереди нас ждет большая пропасть, в которую мы полетим. Но мы же вроде как нация прирожденных победителей? ****! Говорю как на духу! Мы Олимпийские чемпионы по хоккею! Понятно? Наши футбольные стадионы самые здоровые в мире! А девушки самые красивые и загадочные! Не тупые давалки, как во всем мире, а особенные. А шавуха самая лучшая у меня на районе! Напротив котельной. Про оружие вообще не может быть и речи. Нажмем на кнопку — миру ***!

Я бросил бычок вниз и стал наблюдать за ним. Первый пролет, второй, еще пару и он затухнет! Как моя жизнь. Моя беспечная, веселая, **** никому не нужная жизнь. Так легко и просто.

В квартиру я решил больше не заходить. И теперь направлялся в сторону круглосуточного магазина. В магазине с оригинальным названием «24» было пусто. Продавцы лениво исправляли гелевыми черными ручками срок годности на молочных продуктах. Владеть такой техникой дорогого стоит. Любой профессиональный художник позавидовал бы этому таланту.

Серый снег моментально таял на полу, образовывая маленькие лужицы, в овощном отделе медленно перегорала лампочка. Пьяный мужик спорил со старой кассиршей. Их голоса доносились все тише и тише. Я сел на ящик с надписью «Добрый» и закинул голову назад. Мне представлялись сильные бородатые сибирские мужики, заливающие горячую воду прямо в магазинный холодильник с пельменями. Женщины в коричневых шубах пили теплый розовый портвейн из пластиковых стаканов, а их дети синхронно распечатывали шоколадные яйца Kinder. Шел пар. Такой теплый, прямо как из парилки. Они уже стали раздеваться до гола, чтобы идти мыться. Я хотел к ним присоединиться, как вдруг послышались голоса и сменяющие их громкие крики. Почему-то все вокруг понимали, что происходит что-то страшное. Военные с автоматами выбегали прямо из парилки и стреляли в людей. Я хотел помочь этим несчастным детям. Теперь их перепачканные шоколадом пальцы были в крови.

Один из этих людей подбежал ко мне и, громко крикнув: «Совсем охуел, *****!», отбросил меня в сторону. Я вдруг почувствовал острую боль и лютый холод. Я открыл глаза и увидел перед собой магазин, где, судя по всему, вырубился. И недовольный охранник меня оттуда выкинул. Я с трудом поднялся на ноги. Было очень больно. Пока этот здоровый безмозглый бычара тащил меня, я здорово ударился головой. Прохожий помог мне отряхнуться от снега. Я поднял глаза и узнал своего знакомого с квартиры Распутина. Ни слова не говоря, он жестом велел мне следовать за ним.

И мы пошли. Сначала по утренней малооживленной улице, затем через две серые арки и в итоге оказались у нужного подъезда. Я снова стоял в самой мистической квартире прошлого века. Красные шторы были задёрнуты, блеклые лучи унылого зимнего солнца проникали в комнату, создавая немного жуткую атмосферу. В центре комнаты стоял накрытый багровой скатертью церковный анолой. На нем громоздились иконы с изображением Григория Распутина, зажженная свеча и книга.