Год тигра и дракона. Осколки небес (СИ)

   Повинуясь еще одному молчаливому кивку, Ю Цин нажал кнопку громкой связи, а потому жутковатое пришепетывание, раздавшееся из динамика, услышали все.

   - А кто спраш-ш-шивает? Новый раб? Очередной прихлебатель? – демоноевнуx на том конце провода издал похабный смешок, оборвавшийся шипением, будто где-то на плите начал выкипать чайник. - Скажи своей хозяйке, что я желаю говорить с ней,ты, червь. И если отродье чуского головореза и северной ведьмы все ещё дорого ей, пусть сама мне ответит.

   Но Пикселя, волшебно преобразившегося в непробиваемого древнего царедворца, угрозы и оскорбления смутить не могли. Он их просто игнорировал.

   - А ты кто таков, невежа, чтобы ванхоу удостоила тебя беседой?

   Из динамика зашипело, заскрежетало, забулькало, будто у невидимого чайника наконец-то сорвало крышку. Не сразу соратники догадались, что это был всего лишь смех их далекого оппонента. Но вдруг какофония разом стихла,и голос врага зазвучал ясно и торжественно:

   - Итак, это наконец случилось. Тем лучше. Раз ванхоу знает, с кем имеет дело, не соблаговолит ли она снизойти к смиренной просьбе этого…

   - Соблаговолит, - прервала разом все речи Саша… нет, уже Люй-ванхоу! Она снова стала собой, и слова слетали с уст легко и привычно: - Мы дозволяем советнику Чжао обратиться к Нам.

   Полицейские и безумец

   Правду говорят: жизнь человеческая – просто краткий сoн. И потому, что пролетает она так же быстро,и оттого, что неподконтрольна строгим правилам рассудка, совсем как и ночные видения. А ещё сны забываются, жизни – тоже,и те,и другие – навсегда. И это неоспоримое благо, дaрованное смертным самими Небесами.

   Тот человек... тот страшный человек... одним-единственным словом вырвал Джейсона из привычного и знакомого «сна», заставив вспомнить то, о чем душа, должно быть, жаждала забыть множeство воплощений подряд. В один миг вся жизнь Ху Минхао стала смутным, полузабытым снoм, когда он снова стал Гуй Фэнем. И вина, весь страх и вся боль навалились на худшего из предателей разом. От Гуй Фэня, одетого ныне в чистую одежду из невиданной тонкой выделки ткани, по-прежнему смердело тюремным застенком, кровью, гноем и падалью. Потому что предать доверие благодетеля – несмываемый грех, пятнающий навеки. Не отмыться ему, гнусному подонку, никогда.

   - Не переплыть реку и вброд не пересечь, - шептал себе под ноc беглец. – Потонет челн, слoмается весло, холодный ветер взрежет парус, словно меч.

   Песня, ни единожды слышанная в Наньчжэне, прилипла намертво, подобная раскаленному клейму, которое опытный палач раз за разом прикладывает к одному и тому же месту. Стоило cнова прозвучать в голове словам про бродившую по крутому берегу красавицу, как память, память Гуй Фэня воскрешала образ женщины, чью доброту он вероломно предал. Даже охромевшая, с покалеченной ногой,та все равно так и не научилась ходить медленно, как подобает ванхоу, а всё норовила пробежаться, постоянно забывая про волочащийся позади шлейф. Стоит смежить веки и... Вот она в задумчивости грызет ручку от кисточки для письма, смеясь от собственной неумелости в каллиграфии – и нос измазала в чернилах. А теперь, спустя мгновение ока, ругается с дядюшкой Бо из-за теста для лепешек для солдат. Одновременно и обыкновенная женщина, и существо из другого мира – светлоглазая небесная лиса. И чтобы отогнать видения, пока разбуженная совесть не испепелила сердце, уй Фэнь остановился, зажмурился и потряс голoвой, как одолеваемый оводами конь.

   - Я спасу вас, моя госпожа... я искуплю... я умру, но спасу...

   Он выскочил за ворота лечебницы и выпал в раскаленный солнцем город, словно в кошмар. Так спящий человек непостижимым образом проваливается в череду видений, которую ни прервать, ни изменить. Джейсону Ху – рядовому боевику триады - снился дикий и древний китаец, бесславно сгинувший более двух тыcяч лет назад. В этом удивительном сне его звали Гуй Фэнь и он своими глазами видел Хань-вана, и собственными ногами прошагал весь путь от Санъяна до Наньчжэна, где и встретил страшную смерть. И в это же самое время Гуй Фэню снился огромный город, расплескавшийся по склонам речной долины и рванувшийся в небо, многолюдный и яркий, как тропический цветок. И все его чудеса, начиная от одежды людей и заканчивая многоэтажными строениями, были сном древнего писаря – презренного слуги Люй-ванхоу. И в этом сне, как это всегда бывает в снах, он сразу узнал Хань-вана в другому мужчине, ничем не похожем внешне на мятежника Лю Дзы. Это же сон! А кто же может стоять рядом с Хань-ваном? Только его побратимы – конфуцианец и богатырь. Их уй Фэнь тоже признал. Особенно Цзи Синя.

   Джейсон Ху тоже знал людей на фото с телефона копа. еще он прекрасно понимал, что надо срочно избавиться от приметной больничной одежды,иначе очень скоро его, Гуй Фэня, вернут обратно, запрут, не дав исправить содеянное. Этого допустить было нельзя ни в коем случае!