Год тигра и дракона. Осколки небес. Том 2

   - Ка… Какие песни, государь?

   - Чуские песни. Пусть поют их весь день и всю ночь, да погромче. И сердце моего дорогого брата Юна наверняка возрадуется, когда он услышит песни своего родного края, как думаешь, а?

   Цзи Синь только моргнул, мгновенно разгадав замысел Хань-вана и устрашившись на миг, насколько далеко нынешний Сын Неба ушел от веселого и простодушного мятежника Лю. Много разных чувств испытает Сян Юн, заслышав чуские песни из стана врага, но уж точно не радость.

   Сян Юн, Таня и Люся

   Всю ночь бесновалась непогода, а наутро, едва лишь рассвело, со стороны вражеских позиций раздался оглушительный барабанный бой. Будто Хань-ван решился-таки бросить вызов небесному гневу, выкликая на битву не чусцев, а самого Лэй-гуна. Но вместо витязя-единоборщика из рядов ханьских воинов выехала уже знакомая повозка со знаменем Небесной Девы и в сопровождении нескольких всадников покатила к чуским валам. И если зрение не подводило Сян Юна, а оно не подводило,то позади возчика сидела его жена – Тьян Ню.

   - Куда? Это ж опять ловушка! - успел лишь крикнуть вслед Джунли Мо, когда государь пришпорил Серого и рванул навстречу.

   Сян Юн согласен был и на хитрую ловушку,и на стрелу в грудь,и на что угодно, только бы еще один раз заглянуть в эти прозрачные глаза. Говорят, что отрубленная голова видит и слышит еще целых шесть мгновений. Этого вполне хватит.

   Но ханьцы со знаменами парламентеров, едва завидев несущегося на всем скаку чусца, развернулись обратно, возница тоже бросил поводья и бегом припустил следом за соратниками. Только җенщина в меховом плаще не сдвинулась с места.

   Серый взвился ңа дыбы, когда хозяин резко осадил его рядом с повозкой, и тогда она встала во весь рост и протянула к вану-гегемону руки.

   Еще одного приглашения Сян Юну не требовалось. Он легко подхватил небесную деву, словно она ничего не весила, и одним рывком усадил впереди себя.

   Слов тратить понапрасну чуский князь не стал, просто стиснув Тьян Ню в объятиях с такой силой, что бедняжка невольно пискнула под слоями одежды.

   В это время прямо над их головами сверкнула молния и от грома дрогнула земля под копытами Серого. То ли Небеса настоятельно чего-то требовали, то ли ждали от смертных повиновения. В любом случае, сейчас их пожелания значили для Сян Юна не больше, чем жужжание мухи.

   - Mon general... - не то вздохнула, не то всхлипнула Тьян Ню и, словно желая убедиться в реальности происходящего, провела ладонью по его сухой обветренной щеке.

   Прозвище, которое в устах небесной девы всегда звучало как неслыханная похвала, заставило сердце трепетать, а память тотчас вернула в далекий день, когда они вместе бродили по развалинам иньских дворцов.

   - Α цветов нет, - смущенно признался Сян Юн, когда они въехали в чуский лагерь.

   - Что?

   - Так... зима сейчас.

   И Тьян Ню тихонькo рассмеялась. Совсем, как тогда, жарким полднем на обломках древнего павшего царства – тихо, нежно и ласково.

   - Не нужно цветов. Вы живы и этого достаточно.

   - Этот... - ван-гегемон поморщился и дернул подбородком куда-то назад, - этот человек заботился о вас как подобает? Хорошо кормил? Не обижал?

   Он помог Тане спешиться и глядел на неё теперь сверху вниз с видом покаянным и суровым одновременно. И видимо, в самом деле подoзревал Лю Дзы в чем-то нехорошем.

   - Ни стыда у вас, ни совести, – пробормотала посланница Яшмового Владыки и прижалась щекой к жестким пластинам нагрудника,и добавила строго, копируя интонации доктора Мерсеньева:- А как вы заботились о моей сестре? Не обижали? Впроголодь не держали, нет?

   - Обижаете? - хищно прищурился Сян Юн, но глаза его уже смеялись. - Только вернулись и уже ругаетесь как сварливая жена?

   - Потому что вы совсем от рук отбились, муж мой, прозванный Тигром Юга. Если не сказать, одичали.

   Сян-ван в ответ покаянно кивнул.

   - Есть маленечко, но всё ведь поправимо, да?

   Они крепко держались друг за друга и улыбались, не замечая никого и ничего вокруг.

   Но если кто и одичал по-настоящему,то это была Люся. Люй-ванхоу, просидевшая в одинoчном заключении несколько месяцев. Пусть в шатре, а не в темнице, но сути дела это не меняло. Когда Таня вoшла внутрь и увидела среди вороха меховых одеял бледное осунувшееся лицо сестры,то пришла в ужас и негодование.

   - Люсенька! - ахнула Таня.

   И не найдя прохода, куда можно было ногу поставить, подползла к сестре, к её гнезду.

   - Родненькая,ты меня узнаешь? Это я, Таня.

   Слишком широко были распахнуты серые Люсины глаза.

   - Сян-ван! - взвизгнула Тьян Ню. – Α ну-ка зайдите сюда! Немедля! Что вы такое сделали с моей сестрой?

   Люся завозилась под тяжелыми слоями покрывал, выпростала тонкую руку и поморщилась от света и воздуха.

   - Сделай милость, душенька, не голоси... – пробормотала она, моргая, как человек, с трудом очнувшийся от долгого сна. - Я пока живая.

   Притаившиеся по темным углам служанки и евнухи, почуяв неладное, дружно бухнулись на колени и забубнили привычную литанию о слугах, достойных смерти. Люй-ванхоу сдавленно зашипела и мотнула гoловой:

   - Танюша, убери ты от меня этих упырей, всю кровь уже выпили, черти узкоглазые...