Год - тринадцать месяцев (сборник)

— Прямо сейчас не могу, Сетнер. А денька через два-три сам приеду, — твердо пообещал Алексей Петрович, хотя за минуту до этого у него еще и не было такого окончательного решения. Но хоть и не было, а как сказал, так от этой определенности словно бы туман разошелся и даль прояснилась и само собой определилось уже и дело, и смысл существования. Все-таки та праздность и ожидание неизвестно чего парализовали его волю. За эти дни с особенным чувством он думал о том, что вот не понимал тех старых людей, которые, работая всю жизнь на самых ответственных постах, умирают, едва выйдя на пенсию. Самому Великанову до пенсии еще было далеко, но вот оказывается, что понимание тех или иных вещей зависит не от служебного положения, не от уровня образования, а от того, в каком состоянии находится твоя душа. — Через три дня приеду, — повторил Алексей Петрович.

Посидели молча. Сетнер Осипович посмотрел на стоянку, но машины еще там не было видно.

— Хотел с тобой, Алексей, об одном деле посоветоваться. Рабочая сила тебе нужна?

— Еща как нужна! А что, не хочешь ли помочь в порядке шефской взаимовыручки?

— В некотором смысле хочу. Открой в наших Шигалях какой-нибудь подсобный цех от своего завода, ну, что-нибудь вроде филиала.

Алексей Петрович посмотрел на своего друга с иронической улыбкой. Видимо, Сетнер хоть и умный мужик, но, видимо, трудно ему представить современное машиностроительное производство.

— Ну, что скажешь? Какой ответ дашь своим землякам?

Алексей Петрович засмеялся. Впервые за последние Дни засмеялся человек. А Сетнер Осипович грустно повесил голову, ведь он все понял. Он понял, как нелепа кажется Великанову его затея. Но все-таки не хотел сдаваться.

— Я не тороплю, ты подумай, может, что-нибудь и придумается. Ну, не обязательно тебе. Ты ведь знаешь и другие заводы в Чебоксарах, вон их сколько дымит у вас.

Когда Сетнер Осипович опять оглянулся на стоянку, то машина его уже там была — одна грязно-белая среди черных, лаково переливающихся.

— Мне пора, Алексей, — сказал он. — И если ты не приедешь через три дня к нам в Шигали!..

— Это уже решено.

— Вот и ладно! На месте да на досуге мы обо всем потолкуем…

И только когда они опять обнялись и Сетнер, перебежав тяжелой трусцой к машине, обернулся и помахал, он вспомнил о Юле. Но не кричать же через всю площадь: передай, мол, привет, и он только помахал Сетнеру. Потом он пошел к Волге, а в голове между тем как будто сама собой жила эта странная, на первый взгляд даже нелепая идея Сетнера о подсобном цехе в Шигалях. Разумеется, штамповать из пластмассы и металла корпуса для приборов и различных приборных панелей так же необходимо, как и сами приборы, да и вообще штамповки с каждым годом становится все больше и больше, но такой цех должны обслуживать сто двадцать человек. Цеху нужны восемь инженеров, а где они в Шигалях? Нет, нет, все это пустые разговоры!..

Так сказал себе Великанов, а сама мысль жила в нем упрямо и стойко. Наверное, в ней было какое-то рациональное зерно. Допустим… А кто в таком случае будет строить цех? Сельстрой? Межколхозстрой? О, эти организации с несчастным коровником возятся три года, а тут — производственный цех? Нет, все это пустые мечты и больше ничего.

От каждодневной жары Волга сильно обмелела, и хотя ему редко удается бывать здесь, но как сразу видно страдающего, больного человека, так видно и реку, изможденную сухим жаром солнца. В том месте, где когда-то были соляные амбары, купались ребятишки. Метрах в пятидесяти от берега качалась на якоре лодка с белой надписью по борту — «спасательный», в ней сидело четверо ребят, спины и плечи у них были черные от загара. Алексей Петрович разделся, свернул брюки и рубашку, а часы сунул в карман брюк. Один из парней в лодке начал играть на гитаре. Мелодия была странно знакомая, да и голос!.. — как будто Игорь бренчал на гитаре своей и пел. Алексей Петрович широкими шагами зашагал по мелководью, шум воды в ногах погасил мелодию и голос. Когда воды стало выше колен, он бросился плашмя и ушел с головой. Вода была теплая даже на глубине. В такой воде можно плавать сколько угодно и не бояться, что ногу сведет судорогой… Он проплыл неподалеку от лодки, но ребята даже не посмотрели в его сторону. Тот, что бренчал на гитаре, сидел с опущенной головой. Волосы у него были русые, и казалось, что стоит только ему поднять голову… До того все в этом парне было похоже на Игорево — и плечи, и голова, и длинные угловатые руки, что хотелось окликнуть его, позвать: «Игорь!..»

Алексей Петрович когда-то хорошо плавал, и сейчас он плыл все дальше и дальше, плыл легко, плыл без страха, даже без мысли о том, что берег все дальше и дальше. Звук гитары и голоса ребят, поющих песню, все истончался, и когда неподалеку проносилась моторная лодка, то голоса пропадали. Но стоило установиться тишине, как Алексей Петрович опять ловил эту тонкую ниточку знакомой мелодии и плыл дальше.

— Эй! — раздался вдруг крик с пролетающей мимо лодки. — Эй!..

Алексей Петрович оглянулся. Молодой парень, встав в лодке во весь рост, грозил ему кулаком.