Год трёх царей

— За что? — первый из осужденных воззвал Кронеберг к публике… Я же старался сделать все что в силах моих… Он сделал попытку двинутся к суду — но жандарм с ефрейторской лычкой предупредил сей порыв, тяжело опустив ему руку на плечо

…Коллежского асессора Владимира Кованько, управляющего Курско-Харьково-Азовской железной дорогой — к лишению всех особенных и по состоянию присвоенных прав и преимуществ и к отдаче в каторжные работы сроком на десять лет…

Бледный от накатившего ужаса Кованько спрятал лицо в ладони.

Членов правления Курско-Харьково-Азовской железной дороги — барона Павла фон Гана, поручика запаса Александра Хлебникова, харьковского мещанина Ивана Васильева — к отдаче в каторжные работы сроком на десять лет с лишением прав состояния…Молчание…

Генерал — лейтенанта Петра Черевина считать по суду оправданным.

Бывший царский телохранитель тоже никак не отреагировал. А вот рыжий юноша порывисто обнял мать, да госпожа Радзивилл радостно сжала кулачки на груди…

…Дела низших железнодорожных служащих передать на рассмотрение по принадлежности…

Паровозная бригада и мелкие служащие будут судиться в Харькове — и тамошним крючкотворам дали понять — судить строго по закону. Не найдется вины — и не искать — их счастье; обнаружится — «Dura lex, sed lex»

…Также вынесли определение о конфискации с отдачей в казну Курско-Харьково-Азовской железной дороги в силу исключительных обстоятельств…

Стукнул председательский молоток знаменуя то что приговор провозглашен и отныне уже не подлежит обжалованию — ибо судил Сенат — высшая судебная инстанция выше которой лишь монарх…

В наступившей тишине слышались лишь старческие всхлипывания Посьета к которому полминуты спустя присоединился тонкий прерывистый стон-визг господина Гана — из богача и воротилы в одночасье ставшего жалким каторжанином.

Поднявшись Георгий I молча покинул зал Сената, быстрым шагом не обращая внимание на еле поспевающих за ним лейб-конвойцев…

* * *

Потом Георгию Александровичу приходилось не раз присутствовать на судах и куда чаще — организовывать их. Приходилось поступать вопреки своим словам о незыблемости законов и святости правосудия. Отказывать в помиловании тем кого можно было пожалеть и миловать скверных людей — скверных но полезных — не ему — Державе.

Но только тот — первый его суд — суд над пусть невольными но цареубийцами переживался им столь остро…

Из всех осужденных он помилует лишь двоих. Спустя два года — Посьета — позволив ему умереть на свободе и через четыре года — Кронеберга — ибо на строительстве Великого Сибирского Пути обнаружилась нехватка инженеров.

Утром в Сенате была масса народу. Каждый рассказывает и ужасается, суровости монарха… Говорили что прямо из Сената он направился в Зимний и предался самому невероятному пьянству — так что бегал по коридору на четвереньках и ругал дворцового коменданта жидом. Правда m-m Бобрикова сказала что по самым точным сведениям он уехал в Ораниенбаум — где в своем Охотничьем домке учинил оргию в духе султанского serale с участием шести или семи фрейлин известного рода… Ужасно! Что же будет дальше при таком начале царствования?

Александра Богданович «При четырех императорах» Париж, 1925 год, издание Русской службы Департамента пропаганды Французской республики.

Похищенный проворовавшимся управляющим и с оказией переданный в охваченную революционным безумием Францию дневник госпожи Богданович, вдовы генерала и собирательницы всяческих сплетен и слухов как водится солгал. После и в самом деле немало стоившего ему суда, молодой царь не поехал пьянствовать или предаваться relacse с юными доступными девицами.