Год тумана

Переодеваюсь в джинсы и свитер, варю кофе, чищу зубы и убираю грязные вещи в шкаф. Привожу в порядок раковину в ванной — сколько времени прошло с последней уборки? Меняю свитер — вместо красного, в котором плохо выгляжу, надеваю синий. Надеюсь, он хотя бы отчасти скроет мою бледность. И тут в дверь звонят.

Когда на ступеньках раздаются шаги, я быстро провожу по губам помадой и немедленно чувствую себя виноватой. На часах без четверти четыре, ставки сделаны. Бушует гроза, улицы пусты, магазины закрыты, город спит, очень легко отказаться от некоторых обязательств и забыть свои беды. Особенно когда не высыпаешься месяцами и только что выпила три бокала шотландского виски. Когда мужчина входит в твой дом с улыбкой и легонько целует в щеку, будто пришел на свидание, а не по делу, его волосы мокры от дождя и с зонтика сбегают капли воды, дорогой костюм помят, галстука нет, и весь он, несмотря на восемнадцатичасовой перелет из Финляндии, источает слабый запах домашнего пирога. Элиот что-то держит в руках, небольшой красный пакет, перевязанный золотистой ленточкой, и говорит:

— Это вам. Пустяк, конечно. Просто безделушка из-за океана.

В пакете веничек для взбивания яиц и лопаточка.

— Странным кажется, да? — говорит Ник, когда я снимаю оберточную бумагу. — Даже не знаю, насколько сувенир ко времени и к месту…

— Какая прелесть. Очень нравится.

— В Хельсинки все такое стильное, даже кухонные принадлежности. — Так оно и есть. У веничка и у лопаточки зеленые резиновые ручки, и то и другое блестит алюминием. Такие вещи можно увидеть в магазинном каталоге. — Я, наверное, кажусь чудаковатым… — продолжает Ник.

— Не чудаковатым, скорее, задумчивым.

— Тогда вам наверняка понравится и это, — вытаскивает из-под куртки еще один пакет. Внутри лежит синяя шерстяная шапка с наушниками и красным помпоном на макушке. — Финны просто обожают такие штуки. Увидел ее и вспомнил о вас.

Искренне смеюсь. Такого не было уже довольно давно.

— Спасибо. Но вы промокли. Снимайте пиджак. Кофе готов.

Ник остается на кухне. Его светло-серые брюки испещрены точками от дождевых брызг. Когда приношу кофе, он замечает бутылку виски на подоконнике:

— Если честно, я бы не отказался.

— Отлично. Ненавижу пить одна. В каком виде предпочитаете?

— Неразбавленное, пожалуйста.

Что-то есть в том, как он это произносит. Акцент настолько легкий, что определить его не получается — не британский, но и не американский, и от этого Элиот нравится мне еще больше.

Наливаю ему и себе немного виски, затем сажусь напротив. Ник улыбается и поднимает бокал:

— За наше неблагоразумное ночное рандеву.

— Ваше здоровье. Но ведь это всего лишь деловая встреча. В чем неблагоразумие?

Он кивает:

— Разумеется. Всего лишь деловая встреча.

Виски обжигает язык и горло. С каждым глотком чувствую себя все более возбужденной, кончики пальцев немеют. Минута или две проходят в молчании; понимаю, что должна рассказать ему об Эмме. Видимо, он ничего об этом не знает, поскольку жил за границей. Пытаюсь подобрать слова, чтобы объяснить случившееся, и в эту секунду Ник тянется и отводит с моего лица прядь волос. Жест настолько говорящий, что я теряю дар речи. Проявление нежности, которая не имеет ничего общего с жалостью.

— Ты, наверное, скажешь: «Вот ненормальный», — но только о тебе и думал все время.

— Правда?

— Извини, не следовало этого говорить. Я тебя почти не знаю. И потом, твой жених…

Вот когда следует рассказать об Эмме — прежде чем он продолжит, но мне слишком приятно слушать Ника. Я хочу его слушать, хочу наслаждаться нормальной жизнью.

— Ты напоминаешь девушку, с которой я встречался в старшей школе. Ее звали Симона. У вас одинаковые глаза. И улыбка.

— Симона… — повторяю, ощутив укол совести. Но так хочется продолжить этот разговор с красивым, притягательным мужчиной, в отличие от Джейка не имеющим поводов меня ненавидеть. — И где она теперь?

— Не знаю. Три раза ходили на свидания, я безнадежно влюбился, а потом ее семья переехала в Юту.

— Спорю на двадцать баксов, что твоя красотка живет в собственном доме в Солт-Лейк-Сити с целой оравой детишек.

— Быть может.

— А у тебя есть братья или сестры?

— Один брат и две сестры. А у тебя?

— Сестра. На два года младше.

— И где?

— В Северной Каролине.

Ник допивает виски, ставит бокал на стол и проводит пальцами по краю. У Элиота ухоженные ногти, идеальной закругленной формы, со здоровым блеском. Он из той породы мужчин, которые чувствуют себя как дома в салоне красоты и наверняка читают «Уолл-стрит», пока молодая женщина с ярким макияжем приводит в порядок их руки.

— Значит, здесь и живешь, и работаешь? — спрашивает Ник, оглядываясь.

— Да. Мне повезло, и я успела заключить договор на эту квартиру до того, как взлетели цены. Фотолаборатория наверху.

— Можно взглянуть?

— Пожалуйста.

Поднявшись по лестнице, я испытываю головокружение.

— Ты в порядке? — спрашивает Ник, подхватывая меня.

— Это все виски виновато. Не то пол кружится, не то я падаю.

— Тебе лучше присесть.