— Его звали Фрэнк. Самая глупая и ласковая псина из всех, каких я только видел.
— И где он теперь?
— Не знаю…
От этого человека буквально исходит аура одиночества, как будто он долгое время провел наедине с самим собой. Пытаюсь придумать правильный вопрос, зайти с нужного бока.
— Что привело вас в Сан-Франциско?
— Долгая история.
— Я не спешу.
Бородач скрещивает руки на груди.
— Знаете что? Изложу вам сокращенную версию за чашечкой кофе у Луиса.
Приказываю себе сохранять спокойствие и небрежно отзываюсь:
— Идет.
Мы шагаем по дорожке к закусочной, садимся за столик у окна с видом на океан. По бетонным развалинам Сутро-Басс пробирается молодая парочка.
— Как вас зовут? — спрашивает мужчина, добавляя в кофе сливок.
— Дана, — легко сходит с языка ложь. — А вас?
— Карл Ренфроу.
Далеко внизу парочка находит свободный пятачок, укрытый от взглядов блуждающих по дорожкам. Сидя там и слушая, как волны бьются о камни, можно представить себе, будто вокруг никого. Я размышляю, как бы вытянуть из Карла информацию, не внушив подозрений; в это время девушка на пляже задирает юбку, садится на корточки и справляет нужду.
— А мы удачно сели, — улыбается Карл.
Девушка ни о чем не подозревает и никуда не торопится. Парень подносит руку козырьком к глазам и смотрит в направлении закусочной, потом что-то говорит девушке. Та поспешно натягивает трусики, опускает юбку и встает.
— Мы часто такое наблюдаем, — говорит официантка. — Люди даже не подозревают, что нам их видно.
В закусочную входит семейство и, тихо переговариваясь, рассаживается за столиком позади Карла. Родители на первый взгляд слишком молоды для столь многочисленного потомства — сын-подросток, девочка лет пяти и младенец с головой странной формы. Отец в надвинутой на лоб белой бейсболке приказывает детям успокоиться.
— Вас, наверное, в Иллинойсе слышно, — пытается он приструнить детвору.
— Вы собирались рассказать, каким образом попали в Сан-Франциско, — напоминаю.
— Жена погибла два года назад. Крушение автобуса в Гватемале.
— Соболезную.
— Итог жизни в сорок три года. Она снимала в Гватемале документальный фильм. — Седовласый насыпает в кофе сахар. — Потом сын уехал в колледж. Больше ничто не держало меня в Неваде.
Пытаюсь понять, знает ли он, с кем беседует. Может быть, в тот день на пляже бородач хорошо запомнил мое лицо и сейчас вернулся на место преступления. И все-таки я ошиблась. Еще один тупик, еще один пункт, который можно вычеркнуть из списка. Мой нынешний собеседник не преступник, не совратитель малолетних, не убийца. Не знаю, почему я так в этом уверена. Просто уверена. С некоторыми людьми можно прожить бок о бок много лет и все-таки не разгадать их истинной сути, зато души других читаются как открытые книги.
Приносят заказ. Карл посыпает омлет солью и перцем.
— Алабама… А вы далеко забрались. Хотя, наверное, и Сан-Франциско можно полюбить.
— Привыкла.
— В вас есть что-то загадочное.
— Я кое-кого ищу.
— Кого?
— Маленькую девочку. Она пропала на Ошен-Бич в июле.
Его лицо меняется. Узнавание. Жалость.
— Я что-то об этом слышал. Эмили, кажется? Так ее звали?
— Эмма. Ее зовут Эмма.
— Сочувствую. Наверное, это ужасно. Представить себе не могу.
— Вы там были.
— Не понимаю…
— В тот день, когда Эмма пропала, вы были там, на парковке. Я запомнила машину. У желтого «шевроле» горели фары. Сначала хотела обратить на них ваше внимание, но потом передумала. Вы были заняты чтением.
Карл ставит чашку с кофе на стол, смотрит на меня, и вдруг его осеняет.
— Вы подумали, что я…
Неловко ерзаю.
— Мы прошли в двух шагах от вас.
— И до сих пор ждали, что я вернусь?
— Да.
— И что?
— Просто должна была удостовериться.
— На вашем месте я бы сделал то же самое.
— Вы что-нибудь помните? Видели что-нибудь подозрительное? Кого-нибудь подозрительного?
— Нет, не помню. Этот год вообще выдался неудачный, многое пошло кувырком.
— Подумайте. Вспомните хоть что-нибудь. Суббота, двадцать второе июля. Половина одиннадцатого утра. Холодный день, густой туман.
Карл сосредоточивается, а потом качает головой:
— Нет, простите.
— Ну пожалуйста. — Мой голос взмывает вверх, в нем звучит отчаяние.
Отец семейства недоуменно косится в нашу сторону. Его старший сын намазывает маслом хлеб для сестренки, а мать запихивает в сумочку пакетики с сухими сливками и сахаром. Понижаю голос:
— Хоть что-нибудь… Припомните хоть что-нибудь…
— Прошло уже несколько месяцев. А впечатлений столько…
Вместо возвращения на парковку по асфальтированной дорожке разуваемся и бредем по пляжу. Обжигающе-ледяная вода бурлит вокруг наших щиколоток. Возле скал кричат тюлени.
— У меня квартирка в Стоктоне, — говорит Карл. — Одна комната, с видом на залив. В первую ночь после приезда я слушал, как орут эти твари, и никак не мог понять, что это такое. Как будто где-то лаяла целая свора собак. Наконец выяснилось — тюлени. Не высыпался неделями и все корил себя за огромную ошибку, переехав сюда. А потом просто перестал обращать на них внимание. Теперь, когда навещаю сына в колледже, сна ни в одном глазу. Тишина просто с ума сводит.
— Наверное, со временем привыкнете и к тишине.