Год тумана

Рассказываю все, буквально выпаливаю одним духом: исчезновение Эммы, поиски, след, который привел меня в Коста-Рику.

— ФБР не закрыло это дело? — спрашивает мужчина.

— Пока нет, но полиция уже прекратила расследование.

Произнеся это, чувствую, как все буквально рассыпается.

— Мне жаль, но такого рода случаи вне нашей юрисдикции. Мы сможем вам помочь, только если получим указание из ФБР.

— Но Ник Элиот сказал позвонить Уиггинсу.

— Ник Элиот? Не знаю такого. Послушайте. Если вы найдете девочку — позвоните нам, и мы сделаем все, что сможем.

— Пожалуйста, — прошу, — наверное, вы в силах сделать что-то уже сейчас!

— Позвоните через два месяца, когда вернется Уиггинс. Удачи.

Связь обрывается. Чувствую себя одинокой, как никогда, и одновременно — еще более решительной. Может быть, Джейк прав. Может быть, я действительно ставлю слишком много на незначительные подробности и подгоняю факты под теорию? Но моя уверенность в том, что парочка из желтого «фольксвагена» — последняя надежда найти Эмму, крепка, словно железобетон. Это последняя не изученная мной зацепка. По-моему, все сходится: женщина в ресторане «Шале», которая во все глаза смотрела на Эмму, время их отъезда с Ошен-Бич, наклейка со словом «Тико» на бампере, доска. Иначе просто не может быть.

Лежа в постели, открываю путеводитель. По выходным автобусы из Сан-Хосе в Плайя-Эрмоса отправляются в девять часов утра. Стараюсь заснуть, но не могу. Впервые после исчезновения Эммы я искренне зла на Джейка. Ему следовало бы находиться здесь; вместе мы могли бы добиться большего. Он не должен был сдаваться.

Наверное, Джейк не понял бы меня, скажи я ему, что здесь, в Коста-Рике, все как будто началось с чистого листа. Наконец удалось вырваться из порочного круга, в который волею злых судей оказалась заключена моя жизнь в Сан-Франциско, — ежедневная вахта на Ошен-Бич, бесчисленные возвращения на одни и те же улицы… У психологов есть теория, объясняющая всем знакомое ощущение, когда мы словно что-то знаем, но никак не можем припомнить — как говорят, «на языке вертится». Этот феномен называется «блокировкой»; усиленно стараемся припомнить какие-то события и факты, но незаметно отходим все дальше и дальше от действительно нужного, приходя в итоге к чему-то другому. Искомое по-прежнему хранится в памяти, но мы не можем его воспроизвести, потому что сбились и пошли по неверному пути.

Возможно, я ошибаюсь, думая, будто Коста-Рика освежит мою память и здесь, в этом незнакомом месте, удастся преодолеть все «блоки»?

Когда просыпаюсь на следующее утро, в семь, в доме витает аромат кофе. Дети сидят перед старым телевизором, смотрят американские мультики и пьют шоколадное молоко. Соледад возится на кухне, ее мясистые руки так и мелькают над плитой. Сцена кажется привычной и бесконечно милой, и я не просто надеюсь, а от всей души верю в то, что Эмма действительно находится в этой стране.

— Доброе утро, — говорит Соледад, глядя через плечо. — Хорошо спали?

— Да.

Хозяйка ставит передо мной тарелку — целая груда риса и бобов, залитых яичницей. Пока ем, Соледад стоит у стола, уперевшись руками в бедра, и наблюдает.

— Хорошо? — Она вытирает руки о передник.

— Хорошо.

— В Калифорнии нет такого завтрака.

— В Калифорнии нет ничего подобного, — легко соглашаюсь.

Помогаю вымыть посуду и расплачиваюсь — всего двадцать долларов. Благодарю радушную тетку, прощаюсь с ребятишками и жду на улице такси. Водитель помогает убрать сумку в багажник.

— La estación de autobuses?[13] — спрашивает он.

— Si, por favor[14].

— Куда едете?

— В Плайя-Эрмоса.

— Там красиво. Вам понравится.

На автовокзале беру билет до Эрмосы. В четверть десятого уже в пути. В окна автобуса врывается теплый ветер. Продолжаю думать о словах Ника: «Чтобы увериться в возможности счастливого исхода поисков — нужно найти хоть что-нибудь. Не найти ничего — значит отчаяться». Верю в то, что я на правильном пути. Эта мысль единственная, что меня поддерживает.

Глава 63

Плайя-Эрмоса. Домик на пляже. Одна-единственная лампочка без колпака, две грязные кровати. Стенка такая тонкая, что слышно, как храпят соседи. Длинное узкое зеркало без рамы висит на стене рядом с дверью. В зеркале вижу нечто жуткое: выпирающие мослы на бедрах, темные круги под глазами.

По железной крыше стучит дождь. Сначала один «тук», потом второй, затем все быстрее и быстрее, пока не начинается равномерный барабанный бой, дробью отдающийся в голове. Вскоре снаружи уже бушует буря, которая усиливается с каждой минутой. В комнате пахнет дождем и морем; одновременно тут витает противный сладковатый запах грязного белья. Выключаю свет и лежу одетая на кровати, прислушиваясь к вою ветра. Сквозь крошечное занавешенное окно видны вспышки молнии.