Год в колчаковском застенке

тащат с собой скотР. слышно мычание коров, ржание лошад ей —

настоящее по- реселение народов. Порой в эту Мавину беженцев ворвется

конный отряд, тоже удирающий, возы останавливаются г образуется затор,

доносятся крики, проклятья...

А сзади притекает новая волна бегущих.

А основания опасаться были: „высшее“ тюремное начальство

бежало-и оставило нас на попечение старика-

•привратника и нескольких надзирателей, из молодых, —старые „менты“

убрались с-начальством.

А в тюрьме стали появляться опричники-военные, вроде

известного истязаниями верх-исетских рабочих, Ер- мохина, и пытались

распоряягаться по-своему.

. Памятны остались на всю жизнь 3 последние дня яеред. приходом

красных,—ими я и закончу свое повествование.

.

12-го июля памятно кошмарной ночью, во время конторой

происходила последняя „эвакуация“.

На самом деле по всему видно было, что уводили людей на

Звон от разбиваемых вдребезги о камень бутылок тудел в ушах... И

над всем этим, висела пьяная, безобразная ругань.

Наша палата всполошилась—ведь возможно, что и .за нами придут.

Некоторые оделись, приникли к окнам, и ждал ff.

Помню, особенно подвергшийся панике шарташский •житель J1-,

крикнул мне от окна испуганным голосом:

— Чего же вы, т-щ Г—в, лежите? Одевайтесь!

— Зачем спешить? ответил я,—когда за нами придут,

Переговоры кончились успехом: обещал не пускать-

Отказался только удовлетворить вторую просьбу— оставить на эту

ночь палату незапертой („Вслучае нагрянут хулиганы, разбежаться можно“).

— Нет, - категорически заявил старый служака,—это уж не по

правилам будет.

Настала ночь... и редко кто заснул в эту долгую— долгую ночь.

.. Прислушивались к малейшему шороху, стуку и разговору во дворе.

Вот, кажется, стучат в ворота.

С утра к тюрьме приставили—было какой-то новый караул, но через

несколько часов его сняли и оставили нас в ведении надзирателей.

Среди них преобладала молодежь, видимо тоже ожидавшая красных с

добрым чувством.

Порой они передавали нам в окно со двора новости —что творится в

городе. Там царило уже полное безначалие и начались разгромы магазинов.

До нас дошли залпы орудий и ликующим, радостным эхом отозвались в

уставших сердцах. .

Это „они“ идут. ..

Белые протащили мимо тюрьмы и поставили на пригорке у кладбища

несколько орудий—обстреливать большевиков.

Наиболее экспансивные, нетерпеливо вскарабкались к окнам и затаив

дыхание, прислушивались и жадно глядели в темноту.

To-же- творится и в корпусе.

'