Читаем Год в колчаковском застенке полностью

картине: на ночь сторожить нас поставили двух

юнцов —гимназистов, вооруженных винтовками, с которыми они не

умели даже как следует обращаться

В одном из них узнал хорошо знакомого мне маль; чугана.

Увлеченным в мутный поток подросткам, видно, было как-то

неловко в роли тюремщиков.

Спать предоставлялось на полу. Администрация „дома“

возглавлялась пожилым смотрителем, который избегал всяких

об‘яснений с заключенными. Питание состояло из 1/2 Фук. хлеба и

кипятка утром и вечером. И тем, у кого не было с собой денег (покупать

Местное разрешалось), приходилось голодать.

Состав партии, как и во всех тогдашних домах заключения,

поражал своей пестротой-да и не мудрено: хватали и бросали в тюрьмы

кого попало и по чьим угодно доносам и „советам“, по личным счетам и т.

д. Здесь в арестном доме я увидел и уголовных типов, заражавших воздух

сплошным сквернословием, и спекулянтов, и мирных обывателей,

арестованных по оговору соседа и проч.

Потянулись томительные дни в душной, тесной и все более и более

загрязнявшейся камере. Узников все прибавлялось.

Сидели мы без прогулок, безсвиданий в полном неведении о том,

что творится за стеной. Приезжал как-то „уполномоченный следственной

комиссии", но на все вопросы о поводах к аресту и о дальнейшей судьбе

арестованных отвечал молчанием.

От безмерной скуки брались и за такие книги.

Голодание и все „удобства“ арестного дома, с ночевкой на грязном

холодном асфальтовом полу, вызвали у меня вспышку болезни, я сделал

заявление о необходимости перевода в тюремную больницу и на другой

день утром, вкупе еще с несколькими лицами, арестованными, я шество-

вал под конвоем добровольцев по улицам Екатеринбурга в „центральную

тюрьму“.

По дороге в тюрьму.

Нашей небольшой группе пришлось проследовать через весь город.

Одна за другой мелькали знакомые улицы.

Обыватели останавливались и рассматривали нас. У большинства

на лицах было простое любопытство, у некоторых, что попарадней одеты,

нескрываемое торжество.

Вот и бывш. Покровский проспект, ведущий к тюрьме. Квартира

В тюремной больнице.

Громадным преимуществом после арестного дома было то, что в

больнице каждому предоставлялась койка и столик- Но, скажу в скобках,

этим все преимущества в колчаковском застенке и исчерпывались—все

остальное, начиная с ужасного питания и кончая обращением с

заключенными тюремных чинов, было безобразным.

Население палаты, в которую

япопал, было

напервое

_

Перейти на страницу:

Похожие книги

100 великих интриг
100 великих интриг

Нередко политические интриги становятся главными двигателями истории. Заговоры, покушения, провокации, аресты, казни, бунты и военные перевороты – все эти события могут составлять только часть одной, хитро спланированной, интриги, начинавшейся с короткой записки, вовремя произнесенной фразы или многозначительного молчания во время важной беседы царствующих особ и закончившейся грандиозным сломом целой эпохи.Суд над Сократом, заговор Катилины, Цезарь и Клеопатра, интриги Мессалины, мрачная слава Старца Горы, заговор Пацци, Варфоломеевская ночь, убийство Валленштейна, таинственная смерть Людвига Баварского, загадки Нюрнбергского процесса… Об этом и многом другом рассказывает очередная книга серии.

Виктор Николаевич Еремин

Биографии и Мемуары / История / Энциклопедии / Образование и наука / Словари и Энциклопедии
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище
Академик Императорской Академии Художеств Николай Васильевич Глоба и Строгановское училище

Настоящее издание посвящено малоизученной теме – истории Строгановского Императорского художественно-промышленного училища в период с 1896 по 1917 г. и его последнему директору – академику Н.В. Глобе, эмигрировавшему из советской России в 1925 г. В сборник вошли статьи отечественных и зарубежных исследователей, рассматривающие личность Н. Глобы в широком контексте художественной жизни предреволюционной и послереволюционной России, а также русской эмиграции. Большинство материалов, архивных документов и фактов представлено и проанализировано впервые.Для искусствоведов, художников, преподавателей и историков отечественной культуры, для широкого круга читателей.

Георгий Фёдорович Коваленко , Коллектив авторов , Мария Терентьевна Майстровская , Протоиерей Николай Чернокрак , Сергей Николаевич Федунов , Татьяна Леонидовна Астраханцева , Юрий Ростиславович Савельев

Биографии и Мемуары / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное
Айвазовский
Айвазовский

Иван Константинович Айвазовский — всемирно известный маринист, представитель «золотого века» отечественной культуры, один из немногих художников России, снискавший громкую мировую славу. Автор около шести тысяч произведений, участник более ста двадцати выставок, кавалер многих российских и иностранных орденов, он находил время и для обширной общественной, просветительской, благотворительной деятельности. Путешествия по странам Западной Европы, поездки в Турцию и на Кавказ стали важными вехами его творческого пути, но все же вдохновение он черпал прежде всего в родной Феодосии. Творческие замыслы, вдохновение, душевный отдых и стремление к новым свершениям даровало ему Черное море, которому он посвятил свой талант. Две стихии — морская и живописная — воспринимались им нераздельно, как неизменный исток творчества, сопутствовали его жизненному пути, его разочарованиям и успехам, бурям и штилям, сопровождая стремление истинного художника — служить Искусству и Отечеству.

Екатерина Александровна Скоробогачева , Екатерина Скоробогачева , Лев Арнольдович Вагнер , Надежда Семеновна Григорович , Юлия Игоревна Андреева

Биографии и Мемуары / Искусство и Дизайн / Документальное