Год ведьмовства

Имя всплыло из глубин сознания Иммануэль: Лилит. Первая дочь Темной Матери. Лесная королева-ведьма, державшая всех в страхе, губя любого, кто посмеет встать у нее на пути.

Апостолы занесли свои кресты с ведьмами над головами и крепко вогнали их в землю, чтобы чучела держались вертикально, каждое на своем кресте. Пророк поднял факел – пылающую ветку размером почти с Иммануэль. Он поднес огонь к ведьмам и поджег каждую из них по очереди. Сначала – Возлюбленных, Иаиль и Мерси, затем – ведьму воды, Далилу.

Иммануэль ощутила в горле кислый привкус, желудок скрутило. Гул крови в ушах на мгновение затмил улюлюканье толпы.

Последней ведьмой, сожженной в ту ночь, стала Лилит, и пророк не преминул воспользоваться моментом. Он поднял охваченную огнем ветку высоко над головой и воткнул ее ведьме меж рогов, как меч. В глазах пророка отражалось пламя, а на дне зрачков, казалось, тлели угли костра.

Иммануэль молча смотрела, как горит Лилит, снедаемая прожорливым пламенем, даже после того, как остальные гости вернулись к угощениям и разговорам. Она смотрела на горящих ведьм, пока не погасли костры, и только почерневшие кости Лилит не остались дымиться на железном кресте.

Иммануэль сбежала с праздника, разогретая ячменным вином. Голова была налита свинцом. Она прошла мимо детей, носившихся вокруг обугленных останков ведьминых костров и горланивших гимны поверх музыки скрипача; мимо Лии, пророка и выводка его жен; мимо Муров, никем не замеченная.

На заплетающихся ногах Иммануэль обогнула собор и двинулась дальше, в сторону кладбища. Там она упала на колени, и ее вырвало в кусты ячменным вином. Она поднялась на ноги, чувствуя головокружение, и сделала еще несколько шагов, прежде чем ее снова вырвало. Зловонная жижа, забрызгав ближайшее надгробие, впиталась в землю.

Несмотря на летний зной, Иммануэль била дрожь. Она сделала глубокий вдох, чтобы успокоиться, и вытерла рот рукавом.

Она наивно пыталась гнать от себя воспоминания о ведьмах. Но все, случившееся с ней той ночью в лесу, произошло наяву. Возлюбленные не были плодом ее разыгравшегося воображения. Плоть и кровь, они были так же реальны, как и она сама. Дневник, письма, запретный лес – все это теперь не отпускало ее, и она не могла отпустить их. Никакие покаяния и молитвы не принесли бы ей избавления.

То, что она увидела в лесу, стало частью ее самой… и эту часть она должна была в себе уничтожить, и безотлагательно.

Поднявшись с земли, Иммануэль пошла бродить по кладбищу, петляя среди могильных камней и читая эпитафии в попытке привести мысли в порядок. Некоторые из надгробий принадлежали пророкам и апостолам далекого прошлого, но большинство отмечали места захоронения воинов-ратоборцев, погибших в междоусобной войне с ведьмами. Ей встретилось несколько братских могил, где посвящения гласили просто: «Вечная память слугам Отца, очистившим мир от скверны». Что же до ведьм, на их могилы не ставили надгробий. Их кости и память были упокоены в Темном Лесу.

В центре кладбища стоял массивный мраморный мемориал высотой почти с двухэтажный дом, вытесанный в форме скалы, которая торчала из земли, как плохо погребенная кость. Иммануэль опустилась на колени, чтобы прочесть текст в основании памятника, хотя в этом не было необходимости. Как и большинство жителей Вефиля, она знала его наизусть.

Он гласил: «Здесь покоится первый пророк Отца, Дэвид Форд; весна года Пламени – зима года Бдения». А ниже – вытесанные прямо в мраморе слова: «Кровь за кровь».

Несмотря на духоту летней ночи, Иммануэль поежилась. Там, где она стояла, были закопаны останки Истребителя Ведьм, пророка, который выжег, выпотрошил и очистил Вефиль от зла. Ибо именно Дэвид Форд отвел Лилит и остальных ведьм ее ковена на костер, он разжег огонь и не давал пламени угаснуть. Именно он со своей победоносной войной Темных Дней стоял у истоков всех последующих чисток.

Иммануэль оттолкнулась от земли и встала. В этот момент до ее слуха донесся чей-то тихий плач. Осторожно лавируя между надгробиями, она добралась до границы кладбища, которое заканчивалось на подступах к лесу. Здесь вдоль кладбища тянулась железная ограда, отделяя его от деревьев, подобравшихся вплотную к Святым Землям. Там-то она их и обнаружила – Эзру и Джудит вдвоем под покровом ночи, всего в нескольких шагах от памятника, за которым пряталась Иммануэль. Они стояли близко друг к другу, и Джудит обеими руками хватала его за рубашку, комкая ткань в кулаках.

– Прекрати, – сказал Эзра, пытаясь разжать ее пальцы.

Но она только крепче вцепилась в него.

– Ты не заставишь меня желать его.

– Ты дала клятву, – взорвался Эзра. – Ты приняла печать, так же, как Лия, не забывай об этом.

Он стал отстранять ее от себя, но в этот момент Джудит дернулась ему навстречу, прижавшись губами к его губам. Она запустила руки под его рубашку и прильнула к нему своими бедрами.

– Пожалуйста, – мычала она ему в губы, в шею, – прошу тебя, Эзра.