Год Ветра

Не отдал меня другому священику. Дедушке очень много лет, у него даже не седые волосы, а белоснежные. Борода по грудь, брови густые. Ростом с меня и для мужчины очень худ и тонок. Даже не смотрел на меня, а только слушал, хмурился, думал и кивал. Опытный старец. Илья, конечно, вслух не сказал, что я больная, но что-то там нашептал этому батюшке. Я на всякий случай обиделась. С этого и началась моя исповедь, я спросила, что там мой муж про меня наплёл.

Я не думала, что исповедуются так. Батюшка сказал, что я не готова, поэтому мы просто разговаривали. В основном зале шла служба, пели непонятные молитвы. А мы стояли в уголке скрытым от глаз и над нами горели огоньки в разноцветных лампадах, создавая праздничную атмосферу.

Мы уже разобрали, что такое гордость и гордыня. Мне всё популярно объяснили, и я расстроилась. Я не знала, что хожу с Ильёй в церковь, которая такие вещи навязывает людям.

— Запрещено материться, запрещено грусть, запрещено гордиться. Обязана поститься, воздерживаться, но при этом веселиться. Отчего веселиться, если ничего нельзя? — даже не заметила, что читала рэп.

— От того веселой быть, что не осквернила себя, — тихо сказал священник.

— Чем же я себя осквернила, ну, кроме мата, к тому же он не мой, а Ильи, но я себя не оправдываю… В общем да, я материлась, — разглядывала потолок, на котором сохранилась древняя красивая роспись.

— Запреты очень нужны человеку, чтобы не развязался и не превратился в животное, — тихо и умиротворённо говорил священник. — Люди не могут жить без греха. Преступают законы. Так пусть законы будут строгими, чтобы в людях играла совесть, и они старались держать себя на плаву, очищались и сторонились зла. Совесть – часть Бога в человеке, совестливый человек – божий человек.

— Но как же зарабатывать? Мы что же в нищие должны жить? — удивлённо уставилась на него.

Нет без претензии, возможно, дедушка понимал это. Илья просто очень серьёзно относился к церкви. И я боялась, что Ветрову скажут в лес уйти, он и уйдёт. Поэтому очень ждала ответа, выпучила глаза и уставилась на священника, и он почти за всё время впервые на меня посмотрел. Глаза у него голубые, как небо ясное.

— Илья хорошо поёт и сочиняет музыку, играет на инструментах. Он может спокойно избежать матов и разврата, и вам троим денег хватит, — он вроде улыбнулся и опять опустил глаза.

— А вдруг не хватит? — не отставала я. — Разве плохо жить хорошо?

— Хорошо живёт тот, у кого совесть чиста, а что такое совесть поняла ли?

— Часть Бога во мне, — с готовностью выпалила я.

— Замараешь совесть, совсем Бога потеряешь, — предупредил старец.

— И что? Многие так живут.

— И с многими такими людьми общаться хочется? Кто ворует, матерится и развратничает? Хочешь ли ты такого мужа, который к другой тайно ходит, врёт, через каждое слово мат, а то и руку поднимет.

— Нет, — испугалась я.

— Ты хочешь хорошего мужа, чтобы любил, берёг, заботился, чтобы сильный духом был, а таким может быть только тот, у кого совесть есть. Не матерись и ему запрещай. Живи в достатке, но без излишеств. Излишества развращают душу. Удобнее верблюду пройти сквозь игольные уши, нежели богатому войти в Царствие Божье.

Я посмотрела на ладонь и представила иголку. А потом верблюда.

— Неудобно! — возмутилась я. — Верблюду неудобно…

Я оглянулась, кто-то за стеночку иногда подглядывал. А я тут тормозила.

— Это аллегория такая? Я изучала метафоры и аллегории. Невозможно верблюду в ушко иглы.

— Невозможно, — согласился священник. — Вот и Бог говорит не войдёт богатый в Царствие Божье.

— А зачем туда идти?

— Чтобы с Богом быть.

— А зачем с ним быть?

— Потому что от Бога вышли и к Богу должны вернуться, а не к сатане, — терпеливо и спокойно говорил он. Знал, что я не издевалась, разговаривал, как с ребёнком, а может я и была ребёнком. В вопросах веры однозначно, ничего не знала.

— Почему должны? Как же так я не просила меня рожать, калечить, отдавать в интернат, а теперь почему-то кому-то должна. Как понять это?

— А ты представь, что будешь жить вечно.

— Это невозможно, тело стареет и однажды перестанет функционировать, — даже усмехнулась.

— Правильно, но это всего-навсего тело. А твоя душа? Твоя жизнь, твои поступки, память и мысли о них. Это будет существовать вечно. Ты никуда не исчезнешь. Зачем спрашиваешь нужно к Богу? Вообрази, что гостишь ты у своих знакомых. И уже устала в гостях, а нужно вернуться домой к любимому мужу. Соскучилась по нему. А он по тебе. И вот тебе уже время ехать домой, собираешь свои вещи: лучшие мысли, хорошие поступки, наряжаешься – благодетель, причешешься, может, накрасишься, чтобы яркой к мужу вернуться. И уже ждёшь, когда же домой, потому что в гостях хорошо, а дома лучше. И радостная стремишься вернуться. На этой земле, где тяжёлые испытания и мир несовершенен, жесток и порой страшен, мы просто гости. А потом домой летим к любви, но все с разным багажом. И кто-то до дома не долетит, а упадёт.

— В ад?! — испуганно уставилась на него.

Он тяжело вздохнул:

— В ад.

— И как же быть? – я вытерла слёзы и удивлённо посмотрела на свои пальцы.