Год вольфрама

— Будь осторожен, братишка. Удачи тебе! — сказал он, обнимая меня.

Слова Карина меня потрясли, он никогда раньше меня так не называл, братишка, если бы он назвал меня обманщиком, эффект был бы тот же, однако в его крепком объятии не ощущалось ни капли притворства.

— Прощай, Рикардо.

Ховино прервал нас, заметив с обычным для него оптимизмом:

— Все будет в порядке, через пару часов мы встретимся живыми и невредимыми у Майорги.

Я медленно, шаг за шагом, спускался с горы, выбирать дорогу мне помогала какая-то странная, неизвестно откуда возникшая интуиция, Панчо, со своей стороны, как бы подтверждал, что я не ошибаюсь, поистине феноменальное животное, единственный из своих собратьев, он умудрился сделать потомство кобыле, Майорга-старший даже выиграл по этому поводу пари у музыканта из Мелеснаса, все в ту ночь казалось каким-то странным и необычным, начиная с окутавшего нас космического мрака, окружающий пейзаж выглядел особенно мрачно, наверное, таким он был до сотворения мира, ни звезд, ни теней, кромешная тьма, деревья, камни, все вокруг узнавалось наугад, ноги с трудом продвигались сквозь заросли кустарника, и совсем поземному касались лица лапы каштанов, во всем ощущалось что-то мистическое, и тем не менее передо мной стояла вполне реальная задача — как можно быстрее добраться до кузницы, в просветах между зарослями каштанов, дуба, орешника и других деревьев царил беспросветный траур ночи, вообще ничего невозможно было различить, когда я проходил по лужайке, мне показалось, что кто-то нежно касается губами моего лица, это были просто хлопья тумана, стелившегося над самой землей, о такой ночи может только мечтать палач, плохо то, что я не знал, кто этот палач, я сам или человек, который рано или поздно выскочит мне навстречу, какие-то фигуры я узрел раньше, чем обнаружили меня, мой инстинкт сработал безошибочно.

— Скорое!

Когда они всполошились и начали стрелять, я уже успел сделать свой единственный выстрел, «Супер-Стар» послушно вздрогнул под нажимом указательного пальца, не подведи! — взмолился я, и он не подвел, я даже не взглянул, чтобы убедиться, что человек упал, настолько был в этом уверен, пистолет сработал точно, изрыгнув свой смертоносный заряд, меня всегда поражало, как быстро и легко он скользил в руке, точно юркая ящерица, я впервые взялся за оружие, чтобы убить человека, во время войны я, к счастью, не дослужился до младшего лейтенанта, вот почему мне даже не верилось, попадание было точным, не выпуская недоуздок Панчо из рук, я бросился бежать со всех ног, мул охотно следовал за мной, мы поспешно начали спускаться с горы, вскоре я увидел, что мы мчимся через заросли вереска, его розовые цветы не были видны, господи, только бы не напороться на прутья, оставшиеся от сожженных крестьянами кустов, настолько твердые и острые, как копья, что ничего удивительного, если они проткнут меня насквозь или вспорют брюхо Панчо, ведь мы неслись на огромной скорости, бог миловал, наконец-то мы очутились в лощине, я заставил мула лечь и поглаживал его, чтобы он успокоился, мне тоже надо было прийти в себя, я пристроился между его потной спиной и одним из мешков, у нас обоих кровоточили бесчисленные ссадины, ничего не скажешь, отделались мы легко, даже не потеряли ни одного мешка с вольфрамом, сейчас можно расслабиться, надо немного переждать, чтобы наши преследователи отказались от погони и вернулись назад, само собой, один из них уже не вернется, но это не так уж и важно, а мои товарищи? скажет ли им что-нибудь звук моего выстрела? может, стычка лишь потешила мой эгоизм? вот что происходит, когда даются громогласные обещания, которые нельзя выполнить. Ольвидо пришла меня утешить, и пока я лежал неподвижно как бревно, она не выходила у меня из головы.

— Послушай, Ольвидо, поклянись, что не скажешь никому, а своей матери и подавно, то, что сейчас услышишь.

— Клянусь.

— Оказалось, что дон Анхель был и моим отцом тоже.

Глупое и ненужное откровение, уж если кто и не должен был никому ничего не рассказывать, так это я, надо было просто обмануть ее, попридержать язык, ты ведь меня ни о чем не спрашивала, вот я тебе ничего и не говорил, но разве можно строить нашу любовь на лжи? это грех, я обязан убедить ее, все эти суеверия — чушь, и то, что якобы нас ожидает ад и что, родись у нас дети, они будут кретинами, в конце концов никакого ада не существует, а детей можно и не заводить, если я буду все время о ней думать, то сойду с ума.

— Мы могли бы жить вместе, как брат и сестра.