Тихо подходит девчонка. Шмыгнув в который раз носом, кладет на холмик тощенький букет полевых цветов. С верхушки скатывается несколько камешков…
— Спасибо вам, Виктор…
В первое мгновение даже не понимаю, что это она ко мне обращается, больно уж тон… неживой. Так с покойными прощаются. Ну в общем-то так и есть. Кошусь на девчонку, пытаясь сообразить, где же все-таки её видел. А видел точно, и не один раз. Наш Зажопинск — городок маленький. Через полгода можно смело здороваться с каждым, даже если в упор не помнишь. Один хрен, знакомы каким-то боком…
— Да не за что. Пошли, что ли? Хул… нечего тут в темноте делать.
Девчонка кивает и идет рядом. Глаза у нее блестят, как плошки с водой, однако не плачет. Вот и умница. Истерика мне после земляных работ и до принятия вовнутрь народных антидепрессантов нужна, как ежу кальсоны. Да и делать-то нам действительно, здесь нечего. После захода солнца за искореженной невысокой оградой кладбища всякая хрень творится. Алкашня с наркоманами — это мелочи, досадные, но привычные. И похлеще бывает. В «Ласточке» мужики трепались, как с месяц назад пацана хоронили — в пьяной драке на нож несколько раз наткнулся. Какие-то уроды в ту же ночь могилу разрыли. Ценного ничего не нашли, так сперли, придурки, белые тапочки…
У выхода, глупо таращась на тусклый фонарь, нас поджидает хмурый сторож. Принимает четыре лопаты, которые я с грохотом сваливаю с плеча. Заметив горлышко, торчащее из кармана, делано вздыхает. В бутылке остается еще пару глотков, но я взглядом посылаю его… далеко, в общем, посылаю. Ты хоть обсоболезнуйся, да только обломишься. Пока я горбатился и мозоли набивал, ты, мудак, яйца чесал! Даже не подошел узнать, как процесс движется. Так что — лесом!
Задача, поставленная вышестоящим командованием, выполнена. Стало быть, до самого утра я, как тот Вини-Пух, совершенно свободен. А следовательно, пора подумать о досуге и культурной программе на вечер. Петро вроде бы собирался подвалить со своей ненаглядной посудомойкой. Очень кстати! Друг мой хохол, как он это любит, в темпе вальса нажрется и отрубится. А уж мы-то с его пассией времени зря терять не будем. К обоюдному удовольствию — бабу мне после сегодняшнего ужастика хочется жутко, аж под ложечкой ноет.
Надо бы, конечно, возвратиться на базар и забрать второй положенный мне пузырь, но тут нужно мыслить стратегически. Как говорится, на шаг вперед. На сегодня нам бухла вроде бы достаточно набирается. А завтра утром Любина «Хортица» придется мне очень кстати. И на опохмел, и вообще. Понедельник — он день тяжелый… Так что пойду я сейчас прямо домой.
Оставив материально ответственного наемника коммунхоза с шанцевым инструментом, выходим за ограду. По аллее, ведущей от кладбища к дороге, двигаемся к поселку.
— Ну что, — на первом же перекрестке оборачиваюсь к девчонке, плетущейся сбоку, — будем прощаться?
Она отвечает непонимающим взглядом, будто мой вопрос не только застает врасплох, но еще и крайне дурацкий. Да и хрен с тобой. Пожимаю плечами и мы, бок-о-бок, движемся дальше. По дороге с облаками, блин, и обратно…
ДОСы — то есть, в переводе с армейского на человеческий — дома офицерского состава, вдоль которых мы топаем, вполне годятся для съемок военных фильмов. О блокадном Ленинграде, к примеру. Фасады — словно вчера бомбили, почти из каждой форточки торчит жестяная труба буржуйки. Газ за массовую неуплату отключили еще прошлым летом, а отапливаться электричеством по карману разве что местной элите: колхозным воротилам да бандитским топ-менеджерам. Так что — печная труба как примета времени…
Вот и мой дом. Девчонка, и не подумав прощаться, сворачивает вместе со мной. Не понял, она что, в гости напрашивается? Радость-то какая. Вот уж чего мне сегодня категорически не нужно! Сурово нахмурившись, прямо через чахлый газон шагаю к подъезду. Девчонка, за ногу ее, да об стену, не отстает. Правда, по пожухлой траве не пошла — обежала по дорожке. Перегнав меня, шмыгает в обшарпанную подъездную дверь и тупотит по гулкой бетонной лестнице.
— Здравствуй, деточка! — звучит сверху старушечий голос. Соседка этажом выше, которая вечно жалуется на мои вечерние посиделки. Стало быть, эту пигалицу знает…
— Здрасьте, баба Нина! — пищит моя работодательница.
— Горе-то какое! — начинает причитать бабка. — Витюша хорошим был человеком, царствие ему небесное…
Бабкины фальшивые жалобы прерывает девчачий рев. И тут я понимаю, что дебил. Ну конечно, где еще я мог видеть эту девчонку!? Это же, блин, та самая старшеклассница и есть. Соседка, у которой я все никак линейку попросить не собрался. Вот, значит, как… Ее отец, которого мы только что похоронили — тот самый Витек Сербин — в прошлом боевой летун, что иногда на рюмку чая забредал?
Печень у тезки была точно ни к черту, развозило его, как пионера. После второй начинал трепаться о полетах, дежурствах. После третьей и до отруба — о бомберах с крылатыми ракетами с прикрученными ядрёными боеголовками. Нудел он многословно и скучно…