Наш дом — типовой панельный ДОС. Стандартная пятиэтажная коробка модели «Стройбат ТМ», которых в свое время настроили от Бреста до Владивостока немногим меньше, чем гражданских хрущевок. То есть конструкция известная и изученная. Фонарь, что светит в окно сербинской спальни, бросает на асфальт пятно света, по краям густеет уютная темнота, под покровом которой можно просочиться во двор.
Наш подъезд пятый, но я ныряю в самый дальний от него, первый. Если я все правильно просчитал, то засаду на входе скорее всего поставят, но вот контролировать все подходы к квартире у вражин не хватит ни ума, ни людей.
Стараясь не шуметь, взбегаю на чердачную площадку. Дверь давно уже без замка. Русинские жители любят бухать на крыше, наблюдая закат, так что замки здесь вешать — дело безнадежное изначально. Выглядываю. Вон, тары сколько, но, к счастью, наверху ни души…
Эх, и я бы сейчас грамм сто для храбрости дернул. А потом еще столько, и полстолько, и четверть столько. До полного, как говорится, благорастворения. Но дело есть дело, и желание не переходит грань, где кроме мыслей о пузыре ничего другого не остается. Нервы и адреналин пока что пережигают алкоголизм, ну а там, как отработаю, видно будет…
Выбираюсь на плоскую крышу без малейшего намека на ограду. Залегаю на чуть липком, еще горячем от солнца рубероиде и оглядываюсь, стараясь сильно не маячить головой. Дом стоит на небольшом возвышении, городок и окрестности отсюда как на ладони.
Первым делом осматриваю район около «линии Маннергейма», где осталась Мила. Никакой подозрительной активности вокруг НУПа не наблюдается. Вот и славно.
Избитые оборотни в погонах отогнали ментовский бобик к своей двухэтажной норе. Там он и стоит, печально таращась кругляшами фар. Стало быть, менты слово сдержали, и не в работе. На ближних подходах к дому тоже не видно ни подозрительных машин, ни незнакомых людей. Получается, если комитет по встрече и приготовлен, то хлеб-соль вручить собираются не на входе, а в одной из двух наших квартир. Или на лестнице.
Безнадежно пачкая футболку, переползаю на другой конец крыши. По пути искренне жалею, что живу не в девятиэтажке, где можно было бы пробежаться, пусть даже и на четвереньках, по чердаку, распугивая голубей и кошек, а не изображать из себя беременного удава…
Убедившись, что внимательных наблюдателей поблизости не проявилось, всем сердцем надеясь, что крыша подо мной не решит внезапно раскрошиться, осторожно перегибаюсь через край.
Ржавая пожарная лестница проходит мимо балкона Сербиных на расстоянии вытянутой руки. Я и вытягиваю. Ухватившись за перекладину, пробую пошатать. Вроде бы крепеж из стены вылетать не собирается. Лежа на животе, разворачиваюсь, свесив ноги в пустоту. Ступня нащупывает опору. Есть! Теперь вторую ногу…
Только уцепившись руками за ржавый металл понимаю, что все это время не дышал — перед глазами пошли оранжевые круги. Пару раз делаю глубокий вдох, чувствуя, как мокреют ладони. Никогда высоту не любил. Да уж, не быть тебе, Виктор Сергеевич, альпинистом. Даже промышленным, как старый приятель Макс…
Но кто говорил, что будет легко? Зажимаю страхи в кулак и двигаюсь дальше вниз. Добравшись до нужного балкона, осторожно втискиваюсь в глухой простенок. Фух. Справился. Вытерев потные руки о грязную футболку, прислушиваюсь.
Тут же выясняются две вещи. И одна из них — очень хорошая. Во-первых я не ошибся, и засада в квартире покойного штурмана есть. Во-вторых, те, что сидят на кухне у Сербиных — полнейшие кретины. Устроились за столом, курят, языками лениво чешут. Еще бы свет включили, и хоть завтра вручай премию Дарвина. Которую, как известно, присуждают за самую нелепую и глупую смерть…
Пациенты, судя по говору, не менты и не залетные головорезы, а уроженцы окрестных сел.
— Скильки мы тут ще будемо сракы видсижуваты? Темно вже! Може ця мала и не прийде.
Ага, стало быть, ждут они не меня, а девчонку. Странно…
— Та отож… — поддерживает нытье сосед. — Ще спасыби скажи, що той жовжих який був з нею, напывся, та спав. Хлопци казалы, що вин з десантуры, та й у сербив воював. Був бы тверезый, отрымалы бы повну сраку головняку, як Мыкола. Каже, що вин голый його так одметелыв, що куды там тим «Беркутам»…
— Та отож. Тверезого мы б його, мабуть, взагали бы не кончылы…
Не понял. Про кого это они говорят? Кого кончили? «З десантуры» и «воювавший», во всем городке я один. Местные всё больше в Десне
[25]служили. Ну да ладно, скоро узнаем…Балкон у Вити завален всяким хламом. Стараясь не нашуметь, провожу инвентаризацию. В руку попадает обрезок трубы. Хорошая, труба, чугуниевая
[26]. Самое то для вдумчивой драки. Лишь бы стрелять не начали. Оружие, скорее всего, у них есть, но, судя по расслабону, ребята ждут маленькую беззащитную девочку, а не злого меня с подручным оружием.Вообще странно все это. За всем бардаком явно стоит кто-то упертый и при деньгах, потому что без купюры, поселковые и с места не встанут, не говоря о ментах. А вот исполнители которых этот гений злодейства привлекает один другого дурнее. Дефицит кадров или времени? Загадка…