Год жизни

— Сами вы бузотеры,— неожиданно вспыхнула Марфа Никаноровна,— болтаете только на собраниях, клянетесь, а Шатров, тот дело делает. «Мобилизовать людей... Поднять горняков на безусловное выполнение государственного плана... Потребовать от каждого... Выполнить приказ начальника прииска...» — очень похоже передразнила мужа Марфа Никаноровна, продолжая возить сальной мочалкой по тарелке.— «Приказ...» Тебя и так уже в народе зовут «крутовский винтик». А ведь ты парторг прииска, люди от тебя совета ждут, помощи, а иногда и защиты. Ох, Леонид, провалят тебя коммунисты на первых же выборах. Попомни мое слово, провалят. А выберут того же Шатрова.

— Шатров кандидат,— огрызнулся Леонид Фомич.—По Уставу партии не положено.

— Разве что кандидат, нельзя по Уставу. Тогда Арсланидзе выберут. Только не тебя. Это ж надо додуматься— в кабинет к начальнику прииска перебраться! Да разве человек пойдет туда наедине поговорить, по душам, мыслями поделиться, может быть, на того же Крутова пожаловаться! Он ведь у многих в печенках сидит...

— Кому не терпится, могут в райком на Крутова жалобы писать. Никому не заказано. А что я тут буду кляузы разбирать? Парторг-то я парторг, а по должности всего-навсего начальник планового отдела. Не велика шишка. Меня самого Крутов может так защемить, что небо с овчинку покажется. Знаешь, у него в Атарене связи какие!

Норкин так разволновался, что смял в комок бумагу со своими выкладками и швырнул ее в угол.

— Не бесись. За свою шкуру трясешься? За двух поросят готов пятки лизать? А ведь молодым хорохорился, сладко пел: «Не пожалею сил для блага родины». Не пожалел... Больно скоро увял. Ведь до Цека высоко, до райкома далеко. Здесь надо Крутова выпрямлять, на месте, своей парторганизацией. А ты к нему в масть прилаживаешься.

— Да будет тебе, Марочка! — взмолился Леонид Фомич.— Что ты за меня сегодня взялась?

Марфа Никаноровна безнадежно махнула рукой и ничего не ответила. Убрав посуду в кухонный шкафчик, она взяла старую рубашку мужа — залатать воротничок. Леонид Фомич походил по комнате, потом взял журнал. Предстояло подготовить политическую информацию о милитаризации Западной Германии.

Откусывая нитку еще крепкими зубами, Марфа Никаноровна высоко поднимала черные сросшиеся брови, и все ее одутловатое, тронутое желтизной лицо принимало удивленное выражение. Просторное коричневое платье скрадывало формы крупного тела, но не могло скрыть мужской размах плеч. Рядом с женой Леонид Фомич выглядел особенно щуплым.

— На, горе мое... Завтра наденешь.— Марфа Никаноровна протянула мужу починенную рубашку.— Будешь спать ложиться, не забудь дров подбросить. Мороз. К утру все выстудит.

— А ты куда, Марочка?

— У меня сегодня заседание женсовета. Вернусь поздно. Не жди.

5

Закатное солнце, прочертив дугу над горизонтом, наткнулось на заостренную верхушку черной лиственницы, повисло на ней, мягкое, сплющенное, как яичный желток, и, проколотое, истекло кровью, которая залила небосклон. Подрумяненные снизу облачные громады тихо приплыли отовсюду, столпились у заката, словно греясь в его последнем накале. Зеленовато-синее от стужи небо поднялось выше, распахнулось просторнее.

В скучном безмолвии нахохлились худые деревья по склонам распадка. Зарозовели укутанные снегом крыши приисковых домиков и сугробы на улицах поселка. Сверкнули багрянцем стекла окон.

В этот вечерний час к крыльцу конторы и подкатил автомобиль. Из-под пробки радиатора заструился парок, мотор умолк. Сиротка оторвал руки от баранки, поднял вверх, до хруста в суставах потянулся, выгнулся всем занемевшим от долгой езды телом. Галган вылез из кабины, осторожно принял с сиденья большой картонный ящик.

— Езжай разгружайся.

Около электростанции Сиротка затормозил, дал сигнал. Но никто не вышел. Шофер ругнулся, сполз с сиденья.

— Эй вы, черти сиреневые! Живо сюда на полусогнутых. Игрушку вам привез.

В дверях показался плечистый машинист, непонимающе сощурился, вытирая масленой паклей руки.

— Чего орешь? Шарики за ролики зашли?

Сиротка, скрестив ножницами ноги, фертом изогнувшись набок, насмешливо кинул руку к шапке, отрапортовал:

— Товарищ командующий амперметрами! Докладывает шофер прииска «Крайний» Виктор Сиротка. Механизированная часть прорвалась в расположение штаба противника и возвратилась с богатыми трофеями. Захвачен ротор в статоре. Потерь нет, кроме одной лопнувшей камеры.

— Вольно, сам таким дураком был,— снисходительно бросил машинист, заглянул в кузов и тогда только понял.— Это ты генератор... Ребята-а, сюда! Генератор привезли!

Машинист по-медвежьи облапил шофера, закружил его, повалил в сугроб. Сиротка задрыгал ногами. Набежали рабочие, смеясь подняли его на ноги, отряхнули от снега. Помогал счищать снег и машинист, больно поколачивал по бокам, приговаривая:

— Ах, молодчик! Весь прииск утешил. К Новому году народ со светом будет.

Сиротка насилу вырвался из дружеских, но чувствительных объятий, поправил съехавшую на глаза шапку.

— Дьяволы, морально дефективные! Чуть не задушили. Тут, что ли, сгружать будете?

— Давай, сынок, под таль. Надо аккуратно снять, как яичко.