Год жизни

Арсланидзе оглядел Сиротку, стоявшего в освещенном прямоугольнике дверей. Смоленский сел на лавку.

— Сначала дверь за собой закрой. Вот так. До мая еще далеко. Ты вчера куда ездил? Сегодня тебе новое задание. Зимник на Волчихинскую заимку знаешь? Будешь оттуда дрова возить. Погоди, куда бежишь? Сядь. Возьми с собой лопату, топор, цепи. Дорога плохая, можешь засесть. Ясно?

— Ясно! — ответил Сиротка и сорвался со скамейки.

— Сядь. Прямо удивляюсь я тебе, Виктор, что у тебя— шило в мягком месте? Зальешь бензином оба бака, чтоб хватило без заправки на четыре рейса. Грузить на заимке будут лесорубы. Здесь разгружаться будешь у экскаваторов, без заезда на дровяной склад. Машинисты помогут сбросить дрова. Понял?

— Понял,— ответил Сиротка и заерзал на месте, не решаясь бежать.

— Бери путевку, осмотри машину. Первым рейсом захватишь из конторы Норкина. Он на заимку собирался. Вот теперь все. Можешь идти.

Когда Сиротка скрылся за дверью, Смоленский приступил к цели своего прихода:

— Георгий Асланович, как Виктор работает?

— Хорошо. Болтун он изрядный, но не в ущерб делу. Быстрей его никто из Атарена не оборачивается. И за машиной следит. На техосмотре пятерку получил. А что, Кеша?

— Мы в мае новые автомашины получаем?

— Был такой слух. Управление обещало десяток «ЗИСов» подбросить.

— Виктора пересадите на новую машину?

Арсланидзе прищурился с хитрецой, растянул рот в

улыбке.

— Вон ты куда клонишь? Военная тайна, товарищ комсорг.

— Нет, правда?

— Ну что ж, тебе, как комсомольскому вожаку, пожалуй, сказать можно, хоть это для шоферов и тайна. Пересажу. Только, Кеша, пока никому ни гугу!

— Понимаю. Я вот к чему веду разговор. Что, если на эти десять новых автомобилей подобрать комсомольцев, лучших молодых шоферов и создать у нас на прииске первую комсомольско-молодежную бригаду? Каждый за себя, все — за бригаду! Да еще вызвать на соревнование такую же бригаду с «Медвежьего». Там она уже есть. Представляете, как здорово получится? Всех ребят расшевелим!

— Хорошая мысль. Завтра же переговорю с Крутовым и Норкиным. Оформим на партбюро. И чтоб каждый обязался дать по сто тысяч километров без капремонта. А кого бригадиром назначим? Может, Сиротка и потянет? Как думаешь?

Тем временем Сиротка был уже далеко. Ворочая рулем, он трещал без умолку. Норкин, привалясь к дверце, от нечего делать слушал.

— Меня сегодня на дрова бросили, Леонид Фомич. Такая наша шоферская доля. То на дрова, то на бензин бросают. Эх, закачусь я когда-нибудь в Абхазию! Честью клянусь. Тут не дождешься, чтоб на апельсины бросили.

Сиротка в самых ярких красках живописал Норкину преимущества Сухуми по сравнению с «Крайним», потом сделал популярный очерк размещения бахчевых культур на Кубани. К тому времени, когда шофер перешел к археологическим раскопкам в районе средней Волги, Норкин уже спал, несмотря на частые толчки. Заметив это, Сиротка умолк, и очень кстати. Дорога свернула со льда Кедровки в тайгу, и от шофера потребовалось все внимание. Приходилось лавировать между пнями, объезжать опасные места. Перед одним из них Сиротка остановил машину. Впереди чернела глубокая яма. По бокам густо торчали пни.

— Что стал? — недовольно спросил проснувшийся Норкин.— Поезжай.

— Тут как в сказке,— весело отозвался шофер.— Прямо поедешь — машину засадишь. Направо-налево — тоже не мед: либо задний мост пополам, либо карданный вал вдребезги.

— Давай, давай,— нетерпеливо сказал Норкин.— Проскочим с ходу, только газу прибавь.

Сиротке хотелось вылезти обследовать яму, набросать туда, если надо, веток, как он всегда делал, если ехал один, но ему показалось неудобным задерживать Норкина. Все-таки человек едет по партийным делам, торопится. И шофер решился. Осторожно спустив передние колеса машины в яму, он нажал на педаль газа, и автомобиль рванулся вперед. Но выскочить не удалось. На секунду машина повисла, круто задрав нос, зацепившись передком за край ямы, потом сползла вниз. Взвыл мотор, противно зашлепали беспомощные шины.

— Готово! Сели на дифер,— отчетливо сказал Сиротка, распахивая дверцу кабины.

— Сам виноват,— сердито отозвался Норкин, вылезая на другую подножку,— я говорил, давай газу. Или уж надо было в объезд ехать, а не лезть прямо.

Сиротка засмеялся:

— Сколько лет езжу, и всегда пассажиры так. Если прямо ехал: «Почему в объезд не взял?» А если объезжал: «Надо было прямо ехать». Кругом шофер виноват.

— Ладно, нечего ухмыляться. Давай выручай машину.

Сиротка нарубил веток, напихал их под колеса и опять сел за руль. Но машина сидела крепко. Норкин бегал вокруг и распоряжался. Потом не утерпел, сам полез запихивать ветки. В награду за усердие машина немедленно обдала его с ног до головы мокрым снегом, смешанным с землей. Отплевываясь, ожесточенно ругаясь, Норкин отскочил в сторону. При взгляде на облепленного грязью пассажира Сиротка так и залился смехом.

— Что за смех? Идиот, завязил машину! — плачущим голосом закричал Норкин, счищая комки земли с пальто.