Читаем Год жизни. Дороги, которые мы выбираем. Свет далекой звезды полностью

И пошла. Маленькая девушка, которой полчаса назад казалось, что она осталась одна на целом свете, и которая снова обрела весь мир… Горе и радость. Иногда они приходят вместе. Иногда?..

14

…Никогда доселе мне не приходилось бывать в «Центропроекте» — организации, проектирующей строительство шахт, рудников и туннелей по всей нашей стране. Однако слово «Центропроект» стало до того привычным в нашем быту, что мне казалось, будто я всю жизнь был связан с этим учреждением. «„Центропроект“ предусмотрел…», «Без „Центропроекта“ никто на такие изменения не пойдет…», «В „Центропроекте“ люди тоже головой думают…» — все это можно было услышать на строительстве почти в любом разговоре на технические темы. Отделенный от нас тысячами километров «Центропроект» незримо присутствовал на нашей стройке, как, впрочем, и некий проектировщик по фамилии Кукоцкий.

Кукоцкий был главным инженером проекта, по которому строился наш туннель. Исключая комбинатское начальство, никто из нас не видел в глаза Ку-коцкого. Однако не было на «Туннельстрое» инженера, техника или даже бригадира, который бы не знал этой фамилии. Главного инженера проекта поминали чаще добрым, но, случалось, и злым словом.

Когда проходка шла хорошо и крепление не подводило, говорили: «Голова этот Кукоцкий!» или: «Небось сам Кукоцкий проектировал!..» И тогда «сам Кукоцкий» вставал передо мной в образе старичка профессора, с бородкой клинышком, в просторном белом чесучовом пиджаке, — хотя, насколько было известно, Кукоцкий не был ни профессором, ни сколько-нибудь заметной величиной в техническом мире. Но когда нам неожиданно встречались рыхлые участки, когда трещала крепь и рушилась порода или внезапно в штольню прорывалась вода, мы огрызались: «Кукоцкого бы сюда!»

Теперь мне предстояло увидеть наконец этого Кукоцкого воочию и убедить его в необходимости изменить предусмотренный в проекте метод твердого бетонного крепления.

…«Центропроект» помещался в красном пятиэтажном доме, в одном из арбатских переулков. Дом был огорожен деревянным забором, выпачканным известкой и краской, и я никак не мог найти вход. Лишь пройдя далеко вдоль забора, я увидел широко распахнутые ворота. Сюда, покачиваясь в раздолбанной колее, въезжали самосвалы.

— Вам куда? — спросил меня вахтер. Я ответил.

— Тогда вправо сворачивайте. Вот по этой тропке. — Он показал на протоптанную в снегу довольно широкую тропинку. — А прямо — это на строительство.

«И тут строительство! — подумал я. — Что они тут строят, в центре Москвы? Жилой дом? Учреждение? Школу?»

В вестибюле красного дома было грязновато: следы цемента и строительного мусора, которые, очевидно, каждый день приносили на своих подошвах служащие и посетители. Но мне это даже понравилось. Вестибюль «Центропроекта» совсем не напоминал холодное, далекое от физической деятельности управленческое учреждение — мозг, отделенный от рук. И вахтер был почему-то в ватнике, словно строительный рабочий, зашедший сюда посидеть, отдохнуть.

Я спросил, где можно найти Кукоцкого, и вахтер ответил мне, что на третьем этаже.

…Я вошел. Комната была очень маленькой, метров восемь, десять, не более. Спиной к двери и лицом к столу стояли три человека. Того, кто сидел за столом, я не видел: стоявшие вокруг заслоняли его и о чем-то оживленно спорили. Уже с порога я услышал голос:

— Гнейсы-то гнейсы, но неустойчивые в массиве. Так? Перемятый, сильно рассланцованный, вот что! Конечно, можно разрабатывать забой по частям…

— Дорого! — прервал чей-то голос. — А если рас-крыться уступчивым способом?..

Я кашлянул, но меня не услышали. Я обошел стол сбоку и увидел наконец легендарного Кукоцкого. Конечно, это он сидел за столом. Боже мой! Маленький, лысый, хотя и не очень старый на вид, желтоватая кожа на лице, в пенсне… Ну прямо-таки бюрократ с картинки! У меня даже сердце упало. Кукоцкий говорил скрипучим голосом:

— Дорого, дорого! Надо искать другой способ раскрытия…

Перед ним на столе лежала калька, углы которой были прижаты пепельницей, чернильницей и пресс-папье. Говоря, Кукоцкий тыкал в чертеж пальцем.

Я сразу настроился против него. Подумал: «С таким разговаривать бесполезно». Но тут же сказал себе: «Черта с два! Он тут не самый главный. Откажет — пойду выше!» Я чувствовал, что могу пойти к любому, самому высокому начальству, снять трубку и позвонить кому угодно: начальнику главка, министру, Председателю Совета Министров, наконец!

— Товарищ Кукоцкий! — громко произнес я. Все головы повернулись ко мне. Кукоцкий снял пенсне, поморгал и снова надел его.

— Я с тундрогорского туннеля. Начальник строительства. Фамилия — Арефьев. Простите, что вмешиваюсь в ваш разговор; но у меня срочное дело. — Я выпалил все это разом, боясь, что Кукоцкий прервет меня с первых же слов, скажет, что занят и… «приходите завтра… только предварительно созвонимся».

— Какое дело? — спросил Кукоцкий своим противным голосом.

Какое? Но не могу же я вот так, стоя, в. присутствии других людей, которые, видимо, только и ждут, чтобы вернуться к своему спору, излагать мое дело. Однако выхода не было.

Перейти на страницу:

Похожие книги

Утренний свет
Утренний свет

В книгу Надежды Чертовой входят три повести о женщинах, написанные ею в разные годы: «Третья Клавдия», «Утренний свет», «Саргассово море».Действие повести «Третья Клавдия» происходит в годы Отечественной войны. Хроменькая телеграфистка Клавдия совсем не хочет, чтобы ее жалели, а судьбу ее считали «горькой». Она любит, хочет быть любимой, хочет бороться с врагом вместе с человеком, которого любит. И она уходит в партизаны.Героиня повести «Утренний свет» Вера потеряла на войне сына. Маленькая дочка, связанные с ней заботы помогают Вере обрести душевное равновесие, восстановить жизненные силы.Трагична судьба работницы Катерины Лавровой, чью душу пытались уловить в свои сети «утешители» из баптистской общины. Борьбе за Катерину, за ее возвращение к жизни посвящена повесть «Саргассово море».

Надежда Васильевна Чертова

Проза / Советская классическая проза