Год Змея

– Бедный, бедный Сармат, – жарко вытолкнула она, запрокидывая голову. – Что же ты будешь делать, когда переведутся люди, готовые тебе верить?

Сармат усмехнулся ей в ключицы.

Топор со стола VI

Фасольд сидел на сундуке и угрюмо перебрасывал топор из одной руки в другую. Когда воевода был в дурном настроении, к нему старались не подходить – дороже бы вышло, хотя Хортим Горбович не понимал, что успело рассердить Фасольда. День стоял удивительно погожий: голубело безоблачное небо и ласково светило прозрачное солнце. Волны послушно лизали щиты солёными языками. Ветер сменился на попутный, и гребцы наконец-то получили недолгий отдых. Боевой драккар княжича ладно шёл по морю в сторону Девятиозёрного города – оставалась лишь пара дней пути. Скоро бы показалась земля, обещавшая дружине приют и пищу, а пока вдали лишь смутно серели массивы гор.

– Гляжу, твой воевода опять невесел, а, Хортим Горбович? – Арха подскочил к господину, стоящему на носу корабля, и хлопнул по плечу.

– Тихо ты, – отозвался княжич и неспешно оглянулся. Фасольд сидел там же, где и прежде, перекидывал топор и неприветливо смотрел не то на Вигге, разговаривающего с кормчим, не то на затерявшегося среди гребцов Инжуку – благо, тот уже крепко стоял на ногах, полностью оправившись от болезни. – Не буди лиха.

– Слушаюсь, – Арха, криво улыбнувшись, проследил за взглядом Хортима и вдохнул полной грудью. – Как думаешь, славно ли нас примет озёрный князь?

Князем Чуеслава Вышатича, сына кожемяки, назвало вече. Рассказывали, что он был немногим, лет на пять, старше Хортима и что люди любили его за весёлый нрав и справедливую руку.

– Лучше, чем приняли в Волчьей Волыни. – Хортим надеялся, что в маленьком портовом городе всё будет спокойнее и проще. Без старых врагов его отца и буйного Фасольда, пытавшегося уязвить Мстивоя Войлича. – Представляешь, как удивится Чуеслав?

– О да, – хохотнул Арха. – Готов поспорить, ты окажешься первым Горбовичем, посетившим его дворы. Многие Чуеслава-то и за князя не считают. Безродный, говорят, пёс.

– Люди много что говорят, – отозвался Хортим. – А ты не повторяй.

– Больно надо, княжич, – Арха блаженно прикрыл глаза, вслушиваясь, как ветер гуляет в хлопающих парусах. – Чуеслав мирно сидит в своём городе и правит мудро. Из кожи вон не лезет, к дочерям Мстивоя не сватается.

– У Мстивоя нет дочерей. Только сыновья.

Хортим задумчиво потёр костяшки заплывших ожогами пальцев и сощурился. Вигге отошёл от кормчего и теперь стоял у борта, всматриваясь вдаль. Потоки солёного воздуха шевелили его седые волосы. Словно почувствовав взгляд, Вигге повернулся – и встретился с княжичем глазами. И что за страшные у него были глаза – цепкие, бездонные, старческие на совсем ещё не старом лице. Вигге медленно развернулся, намереваясь подойти к Хортиму, – в последние дни они разговаривали часто. Отшельник оказался приятным собеседником: умным и сдержанным, но всё равно что-то в его облике неизменно тревожило Хортима. А Вигге тем временем начал сливаться с обычными воинами из дружины – переоделся в одежду, похожую на их, повесил меч на пояс и срезал чересчур длинные ногти, поняв, что с ними неудобно на боевом корабле. Лишь по-прежнему кашлял кровью и по-прежнему не обращал на это внимания.

– Скажи честно, – как-то попросил его Хортим, – ты хочешь вернуться в княжества, чтобы найти себе лекаря? Их много в наших горах.

Тогда Вигге равнодушно пожал плечам и сказал, что уже ни один лекарь не в силах ему помочь.

Отшельник не слишком нравился дружине – особенно людям Фасольда и самому Фасольду, но Хортим бы удивился, если бы вышло иначе. Вигге знал, что воевода относится к нему с насмешливым презрением, но нисколько не беспокоился. И даже сейчас остановился недалеко от него, угрюмого, сидевшего на сундуке и перебрасывающего топор.

– Давно хотел спросить тебя, Хортим Горбович, – спокойно начал Вигге, поглаживая треугольную бородку. – Разреши?

Княжич сделал несколько шагов к нему навстречу и дружелюбно ответил:

– Разрешаю.

Арха двинулся следом, не то наслаждаясь безоблачным небом, не то настороженно вслушиваясь.

Вигге никогда не задавал вопросов из простого любопытства, и тем страннее показался этот.

– Есть ли у тебя братья, Хортим Горбович? – отшельник говорил негромко, но его голос перебивал хлопанье парусов, шелест моря и беззлобные перепалки дружины. Даже Фасольд вскинул разодранное и криво сросшееся ухо с серебряной серьгой.

Хортим нахмурился и кивком указал на несколько пустующих сундуков, предлагая Вигге сесть, и рядом с ним осторожно скользнул Арха. Наконец княжич ответил:

– Был старший брат, да погиб в бою. – Он поставил локти на колени и сплёл обожжённые пальцы. Потом по-птичьи склонил голову вбок – к собеседнику. – Осталась лишь сестра.

Может, зря они не выбрали место подальше от Фасольда? Хортиму никогда не претило быть осмотрительным, особенно, когда дело затрагивало Малику и влюблённого в неё воеводу.

– Зачем тебе?

Но Вигге будто не услышал.

– А что твоя сестра, Хортим Горбович? Она тебя старше? Влиятельнее? Много ли верных людей у неё и её мужа?