Год Змея

– Верно, – прошипел Хортим, твёрдо отодвигая Арху в сторону: голос стал очень, очень тихим. Юноша упёрся локтями в колени – он и Вигге оставались единственными, кто ещё сидел на скамьях. – Ты не знал.

– Я и говорю, княже, – зрачки Вигге вытянулись, пропахав густую голубую радужку. – Это очень старый должок.

Между Хортимом и Вигге – дубовый стол и донельзя взвинченные, сбитые с толку люди. Юноше казалось, что именно в это мгновение ему бросали вызов, пробовали его на излом. Вопрос спорхнул с губ:

– Кто ты?

– Хортим Горбович, – Вигге разочарованно покачал головой. – Ты же умен не по годам. Посуди сам, кто я. Лгун? Отшельник? Князь? Что тебе Чуеслав Вышатич – вот он я. Так слушай, как я говорю, и смотри, как держусь.

Только отчего-то смотреть на него стало тяжело и больно – Хортим на миг прикрыл ладонью глаза и утёр взмокший лоб:

– «Вигге». Так звала тебя мать?

– Нет, – рот искривился в печальной улыбке. – Мать звала меня иначе.

– И как твоё имя?

– У меня много имён, – просто ответил он. – Айхи зовут меня Тхигме. Тукеры – Кагардаш.

Кожа Инжуки внезапно стала плотной и восковой – воин отшатнулся, споткнулся о собственные ноги так, что Латы пришлось его поддержать, и выругался на своём языке.

– Высоко метишь, отшельник, – укоризненно сказал Латы, не выпуская локтя соратника, а Вигге невозмутимо продолжал:

– Но когда я родился, меня нарекли по-другому.

Он неспешно поднялся и словно заполнил собой всю комнату дружинного дома. И не стало внутри ничего, кроме него – какой Вигге высокий, какой осанистый, до чего же у него звучный голос и до чего нездешний взгляд.

– Я – Хьялма из рода князей Халлегатских. – Каждое слово – волна, бьющая в ледники. – Тот, кого вы называете Сарматом-змеем, мой брат. Тот, кого вы называете Ярхо-предателем, тоже, и предал он меня.

Повисла тишина, ледяная и страшная. И такая густая, что стало трудно дышать – вдох-выдох, и в груди щипало, будто в лёгкие вонзились инистые иглы. А потом раздался сиплый, надрывный смех Фасольда.

– Я-то думал, – звук клокотал в мощной груди. – Я-то всё думал, Хортим Горбович… Кого же ты взял на корабль? – Воевода резко перестал смеяться и сказал мрачно и зло: – Оказалось, умалишённого.

Вигге скучающе посмотрел сквозь него, а у Хортима сжалось сердце: надо же, как всё вышло. Он думал, что отшельник загадочен и мудр, а тот был совсем, совсем безумен. Надо успокоить его и оставить в Девятиозёрном городе, иначе ввяжется, куда не следует, и…

– Что же, – сухо произнёс Вигге. – Смотри, воевода. Внимательно смотри.

Он пересёк расстояние от скамьи до стола в несколько шагов и с чудовищной силой упёрся в столешницу ладонью. Будто захотел перемахнуть на другую сторону. Раздался тошнотворный хруст – не то лопнуло дерево, не то разверзлась плоть. Хортим дёрнулся, а Арха снова прикрыл его, будто пытался защитить.

Нечто вывернулось наружу из правой руки Вигге. Хортим смог разглядеть, что кожу отшельника пробила часть острого гребня, слепленного из крепкой белёсой чешуи. На тыльной стороне ладони набухли вены, а вгрызшиеся в столешницу ногти приподнялись, и из-под них выглянули зачатки когтей.

Руку Вигге пропахало то, что, если бы расправилось и раздалось, смогло бы стать драконьей лапой. Инжука тяжело ухнул, Латы стиснул кулаки, а Фасольд ошарашенно провёл пальцами перед глазами, будто проверяя, не ослеп ли.

– Я много слушал вас, – ровно проговорил Вигге. Хортим, не дыша, смотрел, как под истончившейся плёнкой кожи на его запястье переливалась чешуя. – И я понял, что мой брат зависим от украденного драконьего тела. Сармат подчиняется ходу луны, но я могу вырастить себе столько драконьих кож, сколько захочу. И когда захочу, но мне нужно время.

Он отнял руку от столешницы – зачатки когтей спрятались под ногтями, гребни слипшихся чешуй частично ушли в плоть.

– Здесь горы, – продолжал Вигге. – Вели своим людям присмотреть для меня ущелье или пещеру, Хортим Горбович. И вели своей дружине задержаться в Девятиозёрном городе. Когда придёт срок, вы увидите меня драконом.

Хортим стискивал переносицу двумя пальцами. И смотрел совершенно растерянным, совершенно стеклянным взглядом.

***

Пещера была глубокой и высокой. Её стены, вытесанные из серовато-голубой породы, едва переливалась во тьме: острые глаза Хьялмы уловили мерцание, призрачное, будто рябь на озёрной глади. Шаг, шаг, ещё один – каждый отдавался эхом. По пещере катился гул – глухая шаманская дробь, вдающаяся в нутро горы. Шаг-удар-шаг-удар: не то опускалась босая ступня, не то ладонь врезалась в бубен. Пещера расползалась льдистым мраком, щерилась наростами минералов. На уровне щиколоток плескалась студёная вода.