Год Змея

Кригга хотела узнать о своей деревне. Хотела спросить, неужели летом дракон убьет и ее – она ведь послушна, она так послушна, зачем, зачем ее убивать? Но понимала, что не задаст ни один из этих вопросов. Девушка заправила за ухо светло-русую прядь и стиснула край рубахи. Она бы никогда не поверила, до чего сейчас была хороша. Веснушчатая, длинная, с громоздким подбородком, но окутанная теплом чертога волшебной горы. Покрасневшая, с полотном льняных волос. Кригга – несовершенный, но неповторимый самоцвет, чьи сколы, выемки и щербины Сармат изучал из-под опущенных ресниц.

– Говори.

– Как часто ты бываешь человеком? Сколько дней в году? – В другом обличье у него пара чудовищных лап, кожистые крылья и хребет, вдоль которого высились медно-красные наросты. Горло, выпускающее пламя и рокот, но об этом не хотелось думать.

– Двенадцать полных суток. – Сармат приподнялся на локтях, чтобы его голова оказалась хотя бы на линии колен Кригги. – Два дня в равноденствия. В зимний солнцеворот – четыре. В летний, – здесь он заговорил с неохотой, – шесть. И ещё тринадцать ночей: двенадцать полнолуний и Голубая Луна – тринадцатое, последнее полнолуние.

Кригга умела считать только на пальцах, поэтому сначала посмотрела на свои руки, а потом кивнула.

– Это не так много.

Но Сармат знал, что эти двенадцать дней и тринадцать ночей тянулись как вечность. И знал, что в толщине горы никому не удавалось определять время и рассказанное не ставило его под удар.

– О чем ты еще хочешь услышать?

Кригге казалось, о множестве вещей. Но хитрец из старой легенды лежал с ней на одной постели, а она не могла придумать, о чем спросить. Не о том же, зачем Сармат выколол глаза Инголу, своему младшему брату, и обрек его на голодную смерть. Почему хотел власти так, что окрасил багровым плодородные пашни.

– Как… когда тебя превращали…

– Ах, обряд. – Сармат улыбнулся. – Княжьи люди думают, что я стал драконом после того, как меня искупали в человеческой крови. Тукеры – что меня окунули в огонь. А как рассказывали тебе?

– Шаманы айхов принесли в жертву дочь вождя племени. – Кригга опустила голову. – И вылили ее кровь в огромную жаровню, куда положили тебя, завернутого в саван. Тогда была ночь, а наутро саван прорвало острое крыло.

Сармат засмеялся. Сел на ложе и посмотрел на Криггу, придерживая свой подбородок двумя пальцами.

– Разве это не так? – смутилась она.

– Если я полью очаг человеческой кровью, а потом посажу туда тебя, ты станешь драконихой? – Улыбка Сармата сияла, словно кривое лезвие. Мужчина подмигнул, показывая, что шутит.

– Нет, но… шаманы говорили особые слова? – Кригга заерзала, а потом выдавила: – Там ведь была кровь?

– Была. Правда, не человеческая.

– Жертвенного зверя? – Бесцветные брови Кригги взметнулись наверх прежде, чем Сармат ответил. – Или…

Она охнула, а Сармат пожал плечами.

– Шаманы айхов верят, что мир – это колесо. В нем не появляется ничего нового. Души перетекают из одного тела в другое в бесконечных потоках жизней. Сейчас ты человек, но был мулом, а после смерти станешь мхом. Если где-то умирает медведь, в ином месте рождается медвежонок. Никто не должен вмешиваться в ход колеса и смещать временные пласты. Разве что сами шаманы – однажды они решили помочь больному князю из древнего Халлегата. Знаешь, маленькая Кригга, это был худший человек из всех, кого я знал.

Сармат поднялся с постели, и Кригга, не мигая, смотрела, как он подошел к дубовому столу, как взял кубок и пригубил его, как приглушенный свет прочертил дорожки на его спине.

– Он был стар, тот дракон. Очень стар, и мы с Ярхо застали его в год спячки – нашли в просевшей пещере в южных топях. Драконы обитают далеко на севере за Волчьей Волынью, и я не знаю, почему этот гнездился в тепле. У него была серо-зеленая чешуя, которая местами лопалась и облезала до мяса. Зубы крошились, как рыхлая порода. Глаза ослепли от старости. Мы убили его легко.

Сармат поставил кубок, а Кригга вздрогнула.

– А потом я принес шаманам айхов драконьи кости, плоть и кровь. И они начали обряд. Да, они окунали меня в огонь, да, они выводили кровавые знаки на моем лице, но сначала сшили мои руки с драконьей лапой. Вбили мои плечи в драконьи суставы, вырастили слои мышц. Это был страшный и долгий обряд, маленькая Кригга: в мои глазницы вставили глаза дракона, мой язык вытянули, раздвоили и положили в пасть.

Он обернулся, и Кригге показалось, что медовые прожилки у его зрачков напоминали нити молний.

– Шаманы… – проблеяла она. – Почему согласились?

– Мой брат Ярхо всегда был неразговорчив. Но порой его меч и клинки его людей куда красноречивее меня. – Сармат снова сел на край постели и, протянув руку, пропустил сквозь пальцы волосы Кригги.

А девушка до последнего надеялась, что Янхара-хайналь и его каменная орда – это выдумка. Едва ли не более страшная, чем краснохвостый дракон. Сармат будто прочитал это на ее лице и нежно коснулся щеки.

– Не бойся. Ярхо редко показывается в этих чертогах. А если он и придет, то не причинит тебе зла. Кто вообще может обидеть драконью жену?