За стрекотом сверчков и далеких костров он не сразу понял, что был не один. Ужалила мысль: кто-то пошел топиться. Либо Скали, либо Оркки Лис, – Лутому пришлось ползти вдоль камышей, шелестевших на слабом ветру. Уже приготовившись выскочить из зарослей, Лутый сощурился и рассмотрел лежащую на коряге одежду. И фигуру, стоявшую к нему спиной – вода лизала пояс, – крупную, но не мужскую.
Лутый не чувствовал себя мальчишкой, который подглядывал за обнаженной женщиной. Скорее он стал нежеланным свидетелем тайного обряда. В лунном свете кожа Совьон казалась белой, как звездное молоко, а полурасплетенная коса – чернее крыльев ворона. На какой-то безумный миг Лутому привиделось, что спину и руки женщины проела угольная озерная вода, – так его удивили расплывшиеся по телу Совьон пятна. Они были разных форм и размеров, будто смоляные кляксы, и расползались повсюду – по шее, обычно скрытой воротом рубахи, пересекали бок, чернили поясницу и, по-видимому, перебегали на грудь. Когда Совьон потянулась к своему плечу, Лутый заметил и пятно на правом запястье. Более блеклое, чем остальные, – сегодня женщина прятала его за тряпицей.
Все, на что хватило юношу, – прижав сапоги к животу, тихо убраться прочь.
Новое утро не сулило ему ничего хорошего. Лодыжки сдавила свинцовая тяжесть, а в горле было кисло, – Оркки Лис думал, что выглядел сейчас не лучше безумца Скали на Недремлющем перевале. Тоже шел, шатаясь, и сторонился разговоров. Отряд только просыпался, но Оркки повезло, и он отыскал Совьон у одной из дряхлых сосен. Глаза женщины еще были опухшими ото сна, но смотрела она по-прежнему спокойно и вдумчиво.
Оркки стиснул ее локоть пальцами и открыл рот, но вместо слов вырвался лишь сиплый свист.
– Отпусти меня, Лис. – Совьон нахмурилась, и Оркки подчинился. – Что тебе нужно?
Тот рассеянно оглянулся, но к соснам никто не шел.
– Спаси ее, – зашипел. – Я не знаю, кто ты, не знаю, откуда ты пришла, но проси у меня что хочешь и спаси Та Ёхо.
В старых ветвях глухо каркнул ворон.
– А все говорили о твоей рассудительности, Оркки Лис. – Совьон покачала головой. – Та Ёхо – моя подруга, и мне не ничего от тебя не нужно. Я не могу ее вылечить.
– Почему?
– Не умею. У меня нет таких сил.
– Почему? – упрямо повторил он. – Тойву говорил, ты избавила его от кашля. Рана Та Ёхо не должна стать смертельной.
Совьон вздохнула и приблизилась к его уху.
– Не должна, – согласилась, – но станет.
Оркки Лис отшатнулся, словно она его ударила. А Совьон посмотрела за горизонт, и глаза ее были стеклянными.
– Клянусь, я сделала все, что могла. Но если я и вижу чуть дальше, чем другие, то знаю: мне не суждено помочь Та Ёхо.
Лицо Оркки исказилось. Мужчина покачнулся и упал бы, если бы Совьон не придержала его за плечо.
– Тогда кому суждено? – Он взревел от отчаяния – некоторые воины оглянулись. – Жертвы, проклятия, ритуальные песни и подношения – что может спасти ее, Совьон?
Женщина уже не отвечала и собралась уходить, но вдруг взглянула на Оркки так, будто впервые его увидела.
– Песни, – сухо повторила она, словно пробуя, как это слово шуршит на языке.
…Пока палатки грузили в телеги, драконья невеста сидела у озера. Ее полные белые ноги по щиколотку были в воде – девушка болтала ими, а ее рабыня устраивалась рядом на расстеленном шерстяном покрывале. На груди Рацлавы лежали две косицы – несколько волосков запуталось в нефритовых бусах. Ее длинные узорные рукава Хавтора уложила на подстилку – чтобы не запачкать сырой землей. Совьон с неудовольствием заметила, что неподалеку крутился прихвостень Оркки Лиса с приятелями, но останавливаться не стала.
– Здравствуй. – Рацлава вскинула белое лицо, когда услышала ее шаги. И попыталась улыбнуться.
Совьон встала сбоку и наклонилась, почти касаясь подбородком ее макушки.
– Ответь мне, драконья невеста. Я знаю, что певцы камня умеют не только разрушать, но и строить. Подчиняя волю, и ранить душу, и лечить ее. Но способны ли они исцелять тело?
Рацлава отвернулась и пусто взглянула на плещущееся утреннее озеро.
– Моя наставница умела. Ее песня могла крошить кость, а могла и срастить ее заново.
– Она научила тебя этому?
Рацлава рассмеялась и подняла пальцы в незаживающих порезах – рукав платья соскользнул с покрывала.
– Я всему учусь сама.
– Та Ёхо умирает, – тихо проговорила Совьон. – Если вылечишь ее, я верну тебе свирель насовсем.
Ноздри Рацлавы расширились, как у шакала, почуявшего кровь. Ей хотелось играть, так хотелось – но одновременно ее лицо стало растерянным.
– Я никогда не пробовала раньше. Не уверена, что смогу.
Совьон поняла, что девушка уже думала об этом. Но пересилил страх неудачи – что если Та Ёхо погибнет, а ее свирель опять прикажут сломать?
– Значит, попробуешь теперь, – спокойно произнесла Совьон и, сжав ладонь Рацлавы, осторожно подняла девушку на ноги. Всколыхнулась ткань ее рукавов – длинных-длинных, как у колдуний из сказок. – Ну же, идем.
От предвкушения у Рацлавы защекотало в горле.
Топор со стола
V