Годори

Короче, наш глубокочтимый батони Элизбар, по обыкновению, укрылся в своей раковине. "Я не судья этим Кашели!" - объявил с деланой суровостью и строго-настрого наказал супруге не звать даже к телефону, поскольку он намерен допоздна работать. Но работа не задалась: не получалось одной рукой печатать на машинке, другой отмахиваясь от обнаглевшей мошкары; попробовал почитать что-нибудь из своей обширной библиотеки, раскрывал то одну книгу, то другую в надежде наткнуться на что-нибудь успокаивающее или поучительное, но не находил ничего близкого своим мыслям и тревогам...

Он даже к чаю не вышел из комнаты. Лег, не поужинав, и долго боролся с бессонницей, считал от одного до тысячи и обратно, декламировал в уме свои и чужие стихи, каждые пятнадцать минут принимал снотворное... Элисо несколько раз подходила к дверям. "Ты меня звал?" Он даже не счел нужным откликнуться. Но зато твердо решил эмигрировать. Вот именно. Возьмет свою вздорную дочь за руку и просто-напросто увезет подальше... "Так всем будет лучше", - думал он, взволнованный неожиданным и, в сущности, совершенно неприемлемым решением. Но он уже не вполне различал сон и явь... Если решение принято наяву, то лучше бы это был сон, если же во сне - то и наяву он не придумал бы лучшего...

И вот они уже в самолете, вместе с Элисо и Лизико, в точности как в боржомской электричке по дороге в Квишхети, и, к слову сказать, больше походят на дачников, чем на эмигрантов, хотя бы одеждой и содержимым багажа... На Элисо соломенная шляпка с яркой лентой, на коленях летний зонтик. Не забыт и гамак: туго свернутый, он прислонен к двери. Салон самолета полон их вещей, но Элизбара не удивляло ни то, что им дали пронести с собой столько багажа, ни то, что в салоне они одни. По-видимому, самолет предназначен исключительно для эмигрантов, а таковых, кроме них, не оказалось...

На Лизико потертые джинсы, обрезанные у колен, и просторная отцовская рубаха, завязанная на животе. Путешествие с родителями ей явно по душе. Оживленная, она сидит в кресле, с благодарностью взглядывая то на отца, то на мачеху. "Разве я способна на что-нибудь дурное", - говорит все ее существо. Элизбар не стал расспрашивать, что у них стряслось, по какому поводу схватились отец с сыном; он не хотел ставить дочь в неловкое положение и вместо уточнения предпочел выбросить из головы невыясненную историю: так в последнюю минуту выбрасывают из чемодана предмет не первой необходимости, с тем чтобы тот легче закрылся...

"Путешествие еще больше сблизит нас", - думал Элизбар, глядя в иллюминатор. Белые, кипенные облака, точно айсберги, еле заметно плыли навстречу. На одном из них, в точности как во дворе квишхетского дома отдыха, стояли покинувшие этот мир старшие коллеги Элизбара, почтенные Леонти, Пимен, Диомид, Гоброн, Михако... Поодаль, по обыкновению, заложив руки за спину и задиристо вскинув голову, застыл библиотекарь Николоз; казалось, он и здесь охраняет разложенные для просушки книги из своего хранилища, следит, как бы их не загадили куры.

- Ты смотри... Выходит, и Николоз тоже помер, - удивился Элизбар.

- О-ой! Вот Антон-то огорчится!- расстроилась Лизико.

- О живых подумайте. До мертвых ли теперь! Живых пожалейте! - почему-то вспылила Элисо.

Тут к иллюминатору подлетел Ражден Кашели. В маске для подводного плавания, он пускал серебристые пузыри и так греб руками и ногами, словно плыл по-лягушачьи. Одной рукой дотронувшись до самолета, другой затенил глаза и заглянул в иллюминатор. Взгляды их встретились. Затем Ражден деловито расстегнул ремень, спустил штаны, развернулся в воздухе и уткнулся голым задом в иллюминатор. Элизбар оторопел. Не сообразил, как быть; узнать свояка или сделать вид, что ничего не замечает.

- Не обращайте внимания... Обыкновенный мираж для развлечения туристов, - по-грузински сказала стюардесса. Она держала в руках поднос для напитков, но на подносе почему-то лежала мертвая белка с выбитым глазом...

- Вы грузинка? - удивился Элизбар.

- Была. Теперь немка. Уже третий год, - вежливо ответила стюардесса. Вообще-то я предпочла бы Канаду, но не смогла отказаться от работы, оживленно продолжала она. - Хорошая работа, полная неожиданностей. С детства обожала экскурсии и еще - подглядывать через замочную скважину... - Она лукаво сощурила глазки.

- Большое спасибо, - проговорил Элизбар, хотя и сам не понял, за что благодарит.

- А это ваш гид. - Стюардесса указала рукой за спину.

Элизбар проследил за рукой и увидел лопоухого Григола: выряженный в цирковую униформу, тот как-то криво усмехался.

- Все готово, дядя Элизбар, турнир начнется в четыре часа, - сообщил он.

- Но ведь назначали на три! - возмутился Элизбар. - Что за безобразие! Разве можно менять время без предупреждения...

- Потому-то лучше всего сидеть дома... - Элисо сняла с головы соломенную шляпку и обмахивалась ею вместо веера, лицо ее раскраснелось.

- Какая разница... Для меня все равно все кончено, - сказала Лизико.

- Могла бы рассказать наконец отцу, что у вас там было в Квишхети, прикрикнула на нее Элисо.