«И все-таки вот им!.. выкусили… выкусили!..» — говорит вместо него кто-то в его сознании.
Память постепенно пробуждается, и вместе с обломками затонувшего корабля выплывают на поверхность тела утопленников. Но покамест многое сокрыто туманом. Точнее, он затрудняется установить верные отношения с остатками катастрофы, с ее отдельными фрагментами… К примеру, в действительности он никак не общался с сидевшими за дальним столом, но почему-то уверен, что именно они избили его, они довели до такого состояния, и он говорит, мысленно обращаясь к ним — «Вот вам!.. выкусили… выкусили…» Однако скоро, скоро все оживет в его сознании с первозданной ясностью. Быть может, без твердой последовательности, но отчетливо. И в самом деле, из глубины бассейна подобно косарям всплывает обнаженный призрак отца, зыбкий, колеблющийся, но с победоносно воздетым фаллосом и грозно выпученными глазами. «Грузию предали!» — изрекает отец. «Кто? Кто предал?!» — хрипит он. Может быть, хоть сейчас отец выскажется открыто, он напряженно ждет, почти не дышит. Но отец движением руки устраняет его и продолжает: «Все пути отрезаны, все возможности исчерпаны… Мы гибнем». «Это наши слова, отец, так говорим мы. Ты лучше скажи, кто предал нас, за что?» — кричит он, безголосый, с пересохшим горлом. «Вы ничего толкового не говорите, только грозитесь и ругаетесь, — опять прерывает отец. — Задумайся хоть на минуту: можно в одном казане одновременно варить два разных блюда?! Короче, если то, что говорят о нас, хоть в какой-то мере соответствует действительности, значит, мы не только вводим всех в заблуждение, а вообще не существуем, для нас вообще нет места не только на карте жуликоватого картографа, но в природе, и ваша «всея Грузия», переевшая плешь, всего-навсего исторический мираж, рябой кобылы сон… Телевидение жалуется: в Грузии нету шоу-бизнеса. Прямо Божье наказание!.. И с этим не согласен? И это я выдумываю? Слышать не желаю о национальном движении! Молчи! Протри глаза! Страной по-прежнему правят замшелые коммунисты вроде меня или пришедшие из «Национального движения» комсомольцы вроде тебя… Но они (я и ты) не предатели, и мы (опять же я и ты) несправедливы по отношению к ним (то есть ко мне и к тебе)… Мы хотим, чтобы они (мы) были полезны (для тебя, меня), так же мы (ты, я) будем выгодны им (мне, тебе). Присмотрись, что получается. Выходит, мы сами делали себя предателями, поскольку если встанем плечом к плечу, то отвернемся от того, кому всю жизнь служили и кому по сей день принадлежим душой и телом. Понял? Понял что-нибудь, господин нацдем?» Отец скрипит зубами, не определить, шутит или злится. «Ничего не понял, отец. Ни одного слова. Объясни проще, если можно», — просит он, умоляет, и из раскрывшихся от напряжения ран опять сочится кровь…