Годовой абонемент на тот свет

– У Алины нет ничего страшного, правда, высокая температура, за сорок. Грипп. У детей в этом случае возможны разные реакции, судороги часто бывают. Что же касается твоей болезни, то никто не может предугадать, разовьется она у дочки или нет. Как правило, она проявляется до трех лет. Хотя по-всякому бывает. Я сижу на ящике с динамитом. Двое детей с ужасной генетикой. Поехали домой.

Вскоре я уехал по делам в Питер, перед вылетом назад в Москву звякнул Зине, сказал, что возвращаюсь в районе девятнадцати часов. Так и получилось. Вошел в квартиру… Коляска стоит! В ней спит ребенок. Письмо на консоли лежит. Зинаида в нем объяснила, что она обещала не обременять меня хлопотами о детях. Но теперь все изменилось, поскольку я скрыл информацию. У нее нет сил, чтобы поднимать девочку, которая, скорее всего, заболеет, судороги плохой симптом. Поэтому она отдает ее мне. Навсегда. Я волен делать с ребенком что угодно. Комарову не волнует судьба малышки. Она решила воспитывать одного Илью.

К посланию прилагалось свидетельство о смерти Алины Павловны Комаровой. Как и где Зина его добыла? Понятия не имею.

– Куда вы дели девочку? – задал вопрос Сеня.

Художник на секунду закрыл глаза.

– Сначала я стал Зине звонить, она трубку не брала. Полетел к ней домой. Дверь она не открывала, в окнах света нет. Смылась куда-то. Звякнул Антонине, спросил:

– Илья у тебя?

Она ответила:

– Нет. И Алиночка тоже не со мной.

Слышу, она всхлипывает, ну и спросил, почему она слезы льет. Девка только сильнее заплакала. Я понял, что ее Зина выгнала, приказала ее дом за километр обходить, со съемной квартиры съехать, в свой подвал возвращаться. Я решил Тоню успокоить:

– Не рыдай! Хорошая домработница всегда в цене, найдешь место, где больше, чем у Зины получать будешь.

Антонина носом зашмыгала.

– Не по деньгам я убиваюсь. Алиночку жалко. Она мне прямо как родная. Да и есть родная, я заботилась о малышке почти с рождения. Зинаиде Львовне дочка не нужна. Что теперь с Алиной будет? Комарова ей другую няньку наймет, вдруг та крошечку обижать станет. Вот бы она мне ее отдала. Уж я девоньку так люблю!

И меня осенило, я велел ей:

– Приходи ко мне, получишь свою Алину.

– Вы отдали младенца Антонине Марусевой? – уточнил Дегтярев.

– Ну да, – ответил Евгений, – не себе же ее оставлять. Сейчас я примерный отец, люблю детей, племянников, даже чужие младенцы мне не противны. А в те годы семью заводить не хотел. Алина на свет появилась безо всякого моего желания. Зинаида сама все решила, обещала не вешать на меня ребенка. И нате вам! Получите!

– Сам виноват, – не замедлила огрызнуться Комарова, – надо было предупредить меня о генетической болезни.

– Антонина пообещала прийти часам к девяти вечера, она, оказывается, должна была у кого-то квартиру убрать, – как ни в чем не бывало продолжал художник. – Я весь на мыло изошел с Алиной. Помнится, подумал, что дети – это мрак и ужас! Никогда своих не заведу. Девчонка постоянно орала, срала, писалась, воняла. Когда она уснула, у меня праздник наступил. Потом Антонина принеслась, схватила малышку, укорила меня:

– Она вся мокрая. Вы ее кормили?

Я ответил:

– Не умею я за детьми ухаживать. И учиться этому не намерен. У меня груди нет, чтобы девчонку выкармливать!

Марусева грустно сказала:

– Ее мать никогда не кормила. Алина искусственница, ест кефир, творог с молочной кухни, кашу. Можно у вас полотенце одно взять? Потом новое куплю, вам отдам. Нельзя ребенка мокрым на улицу нести, заболеет.

Я рукой махнул.

– Конечно! Не возвращай ничего. Только увези крикунью.

Антонина стащила с малышки ползунки, побежала в кладовку, а я увидел на ноге Алины толстый уродливый шрам, он опоясывал щиколотку. Спросил у Тони:

– Это откуда?

Та прошептала:

– Я заболела, грипп подцепила. Неделю не могла работать. Алина была дома с матерью, потому что заразиться могла. К Зинаиде пришла подруга с сыном. Мальчика без присмотра оставили, он бегал везде, нашел на кухне пустую консервную банку и засунул в нее ногу девочки. Ребенку три года, за ним следить надо было, а его мать с Зинаидой болтала. Алина спала, когда мальчишка безобразничал, не проснулась. Очнулась через несколько часов, зарыдала. Гости уже ушли. Зинаида подошла к кровати, одеяло сдернула. А нога в банке! Снять она ее не смогла, ножка опухла сильно. Пришлось ехать в больницу, чтобы ее снять. Остался шрам.

Потом Тоня мне вопрос задала:

– Вдруг Зинаида Алиночку назад затребует?

Я ее успокоил:

– Этого не случится.

И показал ей свидетельство о смерти. Марусева побледнела.

– Ужас! Как же я ее в школу пристрою? Только хотела документами ребенка поинтересоваться, и тут такое!

Евгений потер лоб.

– Я ей велел: увози свое сокровище. Сделаю ребенку новые документы.

Александр Михайлович кашлянул:

– Как вы решили проблему?