Однако при всем андроцентризме династической жизни в деле личного благочестия, да и в обустройстве брачной стратегии семьи, огромная роль отводилась женщинам. Неслучайно историки искусства видят в женах высшей знати еще и владелиц, а то и своеобразных распорядительниц больших домашних мастерских, поставлявших благочестивые артефакты, по которым мы можем судить сейчас о религиозной жизни той или иной элитарной семьи. В определенном смысле их соприкосновение с этими предметами бывало более личным и индивидуальным, чем у их родичей-мужчин, а с другой стороны — именно на взаимодействии между женщинами держались зачастую внутрисемейные контакты. Кроме того, связь с правящим домом, возникшая благодаря родству через брак, как раз в женских именах порой и запечатлевалась[79].
Что же известно о царских тетках, которые формально или на деле должны быть заменять мать племянникам Дмитрия Ивановича Годунова?
Надо заметить, что большая часть информации об этих женщинах сосредоточена в различных поминальных записях, сообщающих о вкладах, которые делались ими самими или по ним. Так, мы уверенно можем сказать, что одна из этих теток — по всей видимости, первая жена Дмитрия Ивановича — скончалась в ту пору, когда Ирина Федоровна успела не только выйти замуж за наследника, но и стать царицей. О дате ее кончины (5 декабря 1588 г.)[80], об огромном вкладе, который сделал по ней муж, и, что самое существенное, об ее именах, мы узнаем из документов, связанных с родовой усыпальницей Годуновых, костромским Ипатьевским монастырем:
Въ л?то 7097-мъ [1589 sic! должно быть 7096/1588. —
Благодаря показаниям Вкладной книги из этого же монастыря, мы узнаем и дату именин Годуновой:
Да по Дмитрїєвои сємьє Ивановича по Агрип?нє по инокє Але?андрє кормъ кормить на Є? прєставленїе. декабр? въ є? [5] день. Да др?гои кормъ кормить на Є? пам? июн? въ к?г [23] день [Книга вкладная…, 1728: л. 13об.–14].
Таким образом, нам известно, что эта супруга Дмитрия Ивановича в крещении была
Иными словами, при всей скудости сведений об этой женщине[82] (мы ничего не знаем, например, даже о ее происхождении) ее именование не вызывает сомнений и целиком соответствует тем принципам и тенденциям — как в имянаречении, так и в коммеморативной практике — которые свойственны XVI–XVII столетию.
После ее смерти Дмитрий Иванович недолго оставался вдовцом, годы наивысшего могущества и богатства ему суждено было разделить не с Агриппиной. От этого нового этапа его матримониальной жизни сохранилось множество объектов, так или иначе связанных с женскими мастерскими или, по крайней мере, с женскими именами, однако ответ на вопрос, кто, собственно, за этими именами скрывается, требует разрешения сразу нескольких загадок. Каким набором фактов мы здесь располагаем?
Доподлинно известно, что, скончавшись незадолго до своего племянника Бориса, в 1605 г., Дмитрий Иванович оставил по себе вдову, надолго его пережившую. Во всяком случае, в 1628 г. она еще здравствовала и располагала возможностью пожертвовать в монастырь довольно значительную сумму денег:
Во 136 [1628] году дала вкладу Новодевичья монастыря старица Александра Дмитрiевская жена Годунова пятьдесятъ рублевъ денегъ [Иванов, 1892: 26].
Лишний раз убедиться в том, что старица Александра — это не кто иная, как вдова царского дяди Дмитрия Ивановича, а заодно узнать ее мирское имя и получить некое представление об источнике ее благосостояния мы можем благодаря жалованной подтвердительной грамоте царя Михаила Федоровича, выданной 31 декабря 1621 г.: