Надвигались президентские выборы, никто не ждал, что жизнь (в стране и вообще) в их результате как-то резко преобразится, Миттеран отбил у людей надежду. Единственный, кто бы нас устроил, — это Жак Делор, но и тот сдулся, предварительно долго нас промариновав. Это уже не было событием, это была игровая интермедия, спектакль, чьими действующими лицами, наиболее «проталкиваемыми» на телевидении, были три довольно заурядных типа: надутый Балладюр, угрюмый Жоспен и заполошный невротик Ширак. Как будто торжественная серьезность выборов ушла вместе с Миттераном. Позднее будут вспоминать не столько кандидатов и их речи, сколько марионеток, изображавших их каждый вечер на
Слушая Ширака, мы заставляли себя поверить, что он президент, надо было отвыкнуть от Миттерана. Неощутимая вереница лет, прошедших при его фоновом присутствии, вдруг створаживалась в один сгусток. Четырнадцать лет — неужели мы такие старые? Молодежь не занималась подсчетами и не испытывала особых чувств. Миттеран был их собственным де Голлем, они при нем выросли: четырнадцать лет — более чем достаточно.
В середине девяностых за столом, где удавалось собрать в воскресный полдень уже почти тридцатилетних детей и их сексуальных партнеров или партнерш — менявшихся от года к году транзитных пассажиров семейного круга, который они, едва войдя, тут же покидали, — за жарким из ягнятины или любым другим блюдом, которое они за отсутствием времени, денег или умения готовить точно нигде, кроме как у нас, не попробуют, и бутылкой сен-жюльена или шассань-монтарше для воспитания вкуса у этих адептов пива и кока-колы, — прошлое никого не интересовало. Беседа, в которой доминировали мужские голоса, имела самой серьезной темой обсуждение параметров их «железа» — под этим термином, раньше применявшимся к велику и мотоциклу, мы не сразу опознавали компьютер: шло сравнение
Мы с удовлетворением смотрели, как они все съедают и берут добавки: приятно иногда побыть кормилицей. Позже, за шампанским, в их памяти всплывали телепередачи, продукты и рекламные ролики, одежда их детства и юности. Они вспоминали капюшоны, заплатки на коленях брюк, чтобы не протирались, «тунец — молодец», корзиночки «Три котенка», «Психов за рулем», клоуна Кири, наклейки с Лорелем и Харди и т. д. Они наперебой сыпали цитатами, соревнуясь в выуживании объектов общего прошлого, бесчисленных деталей мимолетных воспоминаний, которые снова делали их детьми.