Годы и дни Мадраса

— А что вы еще хотите, мистер Бенфилд? — голос Пигота сорвался. — Хотите быть губернатором? Английским королем?

Бенфилд, спокойно поигрывая золотым брелоком, поднял узкие глаза на губернатора.

— Я бы не отказался, — и растянул в ухмылке бледные губы.

— Вон! — прохрипел Пигот.

Бенфилд вскочил с кресла с живостью, которая мало соответствовала его комплекции. У дверей он пнул ногой прикорнувшего там слугу и резко повернулся к губернатору.

— Лорд Пигот! — начал он. — Вы пожалеете…

— Не вы первый мне это говорите! — перебил его Пигот.

— Надеюсь, и не я — последний. До встречи!

После визита Бенфилда Пигот почти физически ощущал, как сгущается вокруг него что-то грозное и непоправимое. Он хорошо понимал, что в делах Бенфилда были заинтересованы высокие чиновники Компании и королевские офицеры. Они не простили ему отказа. Доходы с земель Танджура сулили многое членам Совета и полковникам. Но, понимая это, Пигот не мог пойти на уступку. Претензии были слишком чудовищны. Он видел холодную ненависть в глазах членов Совета, он знал, что вокруг арестованного Флетчера крутятся люди Бенфилда. Клика стягивала силы. Он собирался нанести по ним окончательный удар. Но не успел. Удар нанесли они.

Потянулись долгие месяцы заключения на горе святого Фомы. Никто из заговорщиков не навещал его. Теперь они не нуждались в его согласии. Бенфилд, Флетчер, Эдингтон, предавший его Стюарт заправляли делами в форту. Но вскоре до лондонских директоров Компании дошли вести о случившемся. Для них Пигот был «своим человеком», и они сразу стали на его сторону. Директора потребовали от Бенфилда документы, удостоверяющие подлинность долга наваба. Бенфилд и Флетчер понимали, чем это может кончиться. Если начнется процесс в Лондоне, им несдобровать. Они не обладали ни могуществом, ни деньгами лорда Клайва. Лондон вряд ли оправдал бы их. Но они располагали немалым козырем. Главный свидетель обвинения, лорд Пигот, находился в их руках. Рано или поздно его освободят. Надо было сделать все, чтобы он не попал в Лондон. Шел девятый месяц его заключения. Майор Хорн сообщил, что здоровье Пигота оставляет желать лучшего. Он так и не оправился после перенесенного потрясения. Скверная еда, грязь и жара завершили свое дело. Последний месяц губернатор совсем не поднимался с соломенной подстилки. Из Лондона пришел приказ перевести Пигота в его резиденцию в форт. Заговорщики понимали, чем грозит им невыполнение приказа.

…Кто-то резко рванул дверь барака, и яркий солнечный луч осветил человека, лежавшего на полу. Тот с трудом приподнялся на локте и, прикрывая слезящиеся глаза ладонью, глянул на дверной проем. В дверях стояли Флетчер и член совета Страттон.

— Лорд Пигот, — сказал Страттон, — пришел приказ о вашем освобождении. Мы отвезем вас в форт.

Два солдата подняли легкое, исхудавшее тело губернатора и с трудом посадили его на подушки кареты. Рядом с Пиготом сели Флетчер и Страттон. Стоял жаркий месяц май 1777 года.

Глубокой ночью свет двух керосиновых фонарей осветил могильные плиты позади церкви святой Марии. Причудливо вытягивались и метались тени нескольких человек. Темнокожие слуги опустили на землю тело, завернутое в простыню. Священник, с всклокоченными со сна волосами, начал читать молитву. Когда все кончилось, на свежий могильный холм водрузили простую плиту. На ней было два слова: «В память». Пусть не думают, что Флетчер и Страттон скверные христиане… Лорд Пигот прибыл в свою резиденцию в Форту святого Георгия.

Наутро в Белом городе узнали о преждевременной смерти губернатора. Через некоторое время об этом стало известно в Лондоне. Там сразу заподозрили неладное. Несколько месяцев спустя в Верховном суде в Калькутте начался процесс заговорщиков и убийц губернатора. Но улик против них оказалось, по мнению суда, «слишком мало». Их освободили, оштрафовав каждого на тысячу фунтов «за незаконный арест губернатора». Убийцы вернулись к исполнению своих служебных обязанностей…

Навабы Карнатика

На одной из густонаселенных и оживленных улиц Мадраса — Трипликейн Хай Роуд — стоит большая мечеть. Во время мартовского ида узкое пространство перед мечетью заполняется народом. Сотни мусульман Мадраса стекаются сюда совершать праздничную молитву. У обочины дороги скапливаются автомобили, рикши, мотороллеры. Небольшой обшарпанный автомобиль, скрипя тормозами, останавливается перед мечетью. Несколько человек бросаются к машине и распахивают дверцу. Из машины выходит немолодой, невзрачный на вид человек. Старомодный тюрбан туго стягивает голову надо лбом, изрезанным морщинами. Глядя поверх голов, он направляется к мечети. Толпа почтительно расступается. Со всех сторон раздаются возгласы: «Ид мубарак, господин наваб! Ид мубарак, князь!» Он небрежно отвечает на приветствия и ждет, когда мальчишки, дежурящие у входа, снимут с него туфли.

— Эй, Усман! — кричит один из них. — Туфли наваба поставь в сторону, чтобы они, спаси Аллах, не потерялись.