Годы испытаний. Книга 1. Честь

— На сутки опоздали… Не знаю, как и докладывать командующему, — раздумывая, вслух произнес Быстров.

Поймав виноватый взгляд Русачева, сказал:

— Мы, товарищ Канашов, учили войска тому, что надо на войне. А вы чему — не знаю… Судя по репликам, вы заражены отступательным духом. — Губы Быстрова тронула насмешливая улыбка. — Это временное явление — отступление.

— Возможно… Но и отступать тоже надо уметь, — ответил Канашов.

— Отступлению не трудно учиться. Повернулся спиной к противнику и уходи.

— Вот он и лупит нас в хвост и в гриву… И беда, что не по заднице попадает, а по голове…

— Я не собираюсь с вами спорить, подполковник. Война покажет, кто из нас прав. Сейчас неподходящее время для дискуссий. Воевать надо…

Канашов собрался было отчитать этого самодовольного полковника, но Быстров, по-видимому, угадал его намерение и заторопился.

— Едемте немедленно в штаб, товарищ полковник, — тоном приказа предложил он Русачеву, и тот покорно согласился.

Канашов проводил Быстрова с неприязнью. «Был некогда дельный, умный командир, а сейчас растерял свои былые качества, превратился в чинушу».

4

Услышав о ранении Жигуленко, Миронов оставил за себя Полагуту и отправился в дивизию навестить товарища.

Жигуленко лежал в медсанбате, расположенном в лесу. Командир, находившийся вместе с ним в палатке, сегодня выписался, и Евгений скучал один. Миронов поздоровался, смущенно улыбаясь, а Жигуленко приподнялся на локтях, обрадованно взглянул на товарища.

— Проходи, проходи, присаживайся! Старый друг лучше новых двух…

Миронов положил перед ним нехитрый подарок: пачку папирос и несколько зеленых яблок, которыми угостил его Еж.

Евгений откусил яблоко и сморщился.

— И-и-и! Москву видно. Кислющее… А впрочем, мне хотелось чего-нибудь кисленького. Спасибо, угадал мое желание. Лежишь здесь без толку…

Евгений распечатал пачку «Казбека» — он любил эти папиросы.

— А я тут ка махорку перешел, — признался он.

— Как у тебя с рукой? — Саша кивнул на перевязанную руку Жигуленко.

— Уже поджила. Вот нога хуже — гноится, — Евгений отвернул одеяло и показал забинтованную ниже колена ногу.

— Где же ты попал под бомбежку?

— Да мы с комдивом к Муцынову ездили… Русачева тоже легко ранило. Ты только об этом никому… Не хочет, чтобы об этом говорили. Нелегко ему, поди, без меня, привык он ко мне… Да и я научился сразу, с первого взгляда, понимать его.

— О Рите есть известия?

— Никаких. Боюсь, как бы ока не осталась у немцев. Да, пляши, Сашка!.. Наташа жива и здорова!

Миронов подскочил, стиснул в объятиях Евгения. Глаза его светились радостью.

— Жива? Где она?

— На курсах медсестер учится.

— Ты откуда знаешь? — спросил Миронов.

— В медсанбат санинструктор новенький прибыл — Таланова. Письмо отцу от Наташи привезла. — Лицо у Евгения оживилось. — А знаешь, Саша, когда я увидел ее, я обомлел. Даю тебе честное слово, таких я еще не встречал в жизни.

— Красивая?

— Этого мало. Ты веришь, я даже растерялся… Ну, двух слов не мог связать… Боюсь, недолго она здесь задержится — гордая. В первый же день поругалась с командиром медицинского батальона. Он сейчас же к комдиву жаловаться. Сам знаешь, если наскочит коса на камень… Ну, об этом после. У вас-то какие новости?

— Командиров-новичков много прислали. Бурунов пошел на повышение.

— Куда?

— К Канашову — заместителем по политчасти. Канашов души в нем не чает. Дубров принял роту у Аржанцева. Командовать батальоном стал Аржанцев. У меня уже было две стычки с Курандой… На марше боец ноги растер, я разрешил ему на повозку сесть, так он меня обвинил в том, что я проявляю либерализм к подчиненным, балую их.

Миронов увлекся рассказом и вдруг с удивлением отметил, что Жигуленко слушает его рассеянно.

— Тебе, наверно, скучны эти новости?

— Да нет, почему же? Я с удовольствием… А как Дубров? Вы же с ним друзья. Он, должно быть, проклинает тот день, когда мы встретились. Поперек пути встал, любовь его отбил.

— Нет. Он не вспоминает о тебе.

— А о Рите?

— О ней — да. Он ее сильно любит.

Надвигались сумерки. Жигуленко тревожно поглядывал на часы — не пропустить бы приход в медсанбат Ляны…

— Мне пора, Евгений, — сказал Миронов. — Как бы не хватились. Я у комроты не отпрашивался: думал, на часок, не больше.

— Ну, поторапливайся, — с готовностью согласился Евгений, — а то и я буду за тебя беспокоиться. Когда лесом пойдешь — осторожней. Немцы пачками забрасывают к нам диверсантов. Вчера почти в пригороде Минска подожгли склад с горючим. У нас в дивизии угнали две машины. И самая плохая новость: лейтенанта Бекчентаева из нашего училища нашли сегодня утром в лесу с перерезанным горлом, без оружия и документов. Теперь в полках специальные группы создают по борьбе с диверсантами.

— Бекчентаева жаль, боевой был парень… Ну, бывай здоров! Выздоравливай поскорее, — и Миронов протянул руку.

…Никогда еще за все эти тяжелые дни войны Миронов не чувствовал себя так легко и свободно. Весь он жил мечтой о Наташе. «Неужели она даже не вспоминает обо мне?»

Глава седьмая

1