Годы испытаний. Книга 2

Сквозь грохот и шум боя Шаронов услышал голос Канашова:

- Это им не сорок первый год! Нас не возьмешь на арапа…

Шаронов понял, что комдив устроил для немецких танков огневую ловушку. Он поставил орудия на прямую наводку, пожертвовал двумя нашими батареями, но погубил несколько десятков вражеских танков и тем сорвал замысел немцев прорваться и форсировать Дон с ходу.

Немецкое командование догадалось, что русские заманили их в огневую петлю, и вскоре над излучиной Дона появились стаи фашистских бомбардировщиков. Но бомбить они не могли. Дым властвовал повсюду, и «юнкерсы» боялись, как бы их удар не пришелся по своим танкам. Канашов вызвал по рации командира артиллерийского дивизиона.

- Молодец, «восьмидесятый»! Сколько подбили? Двадцать три? Тридцать три?! Отлично справились с задачей. Представляю вас к ордену Красного Знамени, Снимайтесь с позиции поорудийно и выходите в район, ранее намеченный для сбора,

Шаронов с восхищением глядел на комдива. Радостное чувство охватило комиссара. Ему хотелось подойти и крепко обнять Канашова. «Только сейчас я понял его как командира. Вот она в чем, сила командирского характера».

В водовороте сражения Канашов в отличие от многих не поддавался случайным настроениям и малозначительным фактам. Он не только умел отбирать и взвешивать все то, что играло решающую роль в происходящих событиях, но и последовательно направлял действия руководимых им войск по заранее намеченному плану. Делал он это по-хозяйски расчетливо, спокойно и так уверенно, что все окружавшие его подчиненные невольно проникались этой уверенностью, а потерявшие в панике головы быстро приходили в себя. И, думая обо всем этом, Шаронов невольно ловил себя на мысли, что ему хотелось подражать комдиву.

«Да,- сказал он сам себе,- только таким твердым и решительным и должен быть командир в бою».

И то, что иногда до этого казалось Шаронову внешней позой, манерничанием, желанием прихвастнуть перед подчиненными, теперь не вызывало у него никаких иных толков, кроме одной завладевшей им мысли. Все черты характера, присущие Канашову как человеку большой силы воли, органически слились с его профессией командира. Вот почему его приказы так действовали на подчиненных, вызывая у них одно стремление - выполнить их во что бы то ни стало.

6

Знакомясь с делами, подготовленными прокурором, Канашов усомнился:

- На расстрел? - поднял он голову, - Кого? За что? - Он бросил карандаш, отодвинув резко в сторону бумаги и карту, и стал читать дело Ивана Шашина.

Читал он медленно, листал страницы и снова возвращался к прочитанному. Шаронов озабоченно ждал, что скажет комдив. «Может, мне доложить свое мнение? Или лучше это сделать, когда он все просмотрит? Пожалуй, Щашину можно было и смягчить меру наказания. Послать в штрафбат. А тех двоих комдив наверняка прикажет расстрелять как трусов и дезертиров…»

Канашов прокашлялся, поглядел вопросительно на комиссара и отрицательно покачал головой:

- Не подпишу на Шашина…

И Шаронов облегченно вздохнул. «Значит, совпало наше мнение…»

- Нашел кого расстреливать прокурор, - сказал комдив. - Отец Шашина погиб в гражданскую войну, защищая советскую власть. Мать как колхозную активистку из-за угла кулаки убили. Беспризорником рос парень. Да и сейчас еще мальчишка сопливый…- Канашов раскрыл дело. - Ему девятнадцатый год пошел. Он еще и жизни не видел и сразу в пекло войны попал. Федор Федорович, ты узнай лучше, почему его до сих пор не наградили за танк с эмблемой тигра. Или в это наш прокурор вмешался?

Канашов поднял трубку, позвонил прокурору дивизии.

- Вы бросьте заниматься подтасовкой. Нечего меня выставлять свидетелем в деле Шашина. Никаких он мне провокационных вопросов не задавал во время отступления. Вам понятно?

Закончив разговор, Канашов стал просматривать следующее дело.

- Не согласен, - сказал он и отложил его вместе с делом Шашина.

Шаронов спросил осторожно:

- А как же тут быть? Ведь факт дезертирства налицо. Вину он сам признал. И к тому же… - Комиссар взял дело, полистал, прочел: «Умышленно отстал от поезда на фронт во время бомбежки». А это не что иное, как дезертирство в военное время…

Канашов перебил комиссара:

- А ты читай, кто его отец и где он сейчас…

- Знаю, - закрыл дело Шаронов, - Минометчик, воюет с первых дней на фронте.

- Вот-вот, минометчик и воюет на фронте. Что же, нам убивать одной пулей двоих? Не подпишу, - сделал он резкий жест рукой.

Шаронов тяжело вздохнул.

- Михаил Алексеевич, а вспомни, как ты сам расстрелял связного в первый день немецкого наступления. И это сразу отрезвляюще подействовало на паникеров. Признаться, вначале я осуждал тебя за такую крутую меру. «В горячке, - думаю, - не мог сдержаться…»

- В горячее не мог сдержаться… - покачал головой комдив.- Эх, ты!… А я думал, что разобрался…

- Мне рассказывали, - сказал Шаронов.

Но Канашов снова перебил его:

- Рассказывали… Предателя я расстрелял, а не связного. Он к немцам сдаваться бежал, билет комсомольский бросил. Понял, что это за связной?

- К немцам? Билет бросил?

Канашов стал просматривать последнее дело, младшего командира.