Годы испытаний. Книга 2. Волга — русская река

— Это не та ли врач, что от тебя смерть отвела? — допытывался он. — Видал, видал, женщина серьезная, привлекательная. — Он сдержанно улыбнулся. — Даже очень кстати иметь такую жену. Она с тобой в боях и походах… А случись что — надежная медицинская помощь. — Генерал добродушно поглядел на смутившегося Канашова. — Что, обижаешься?

— Нет, Иван Кузьмич, что правда, то правда. Глаз не завяжешь.

— Ты только все это делай обдуманно, Михаил Алексеевич. Наше с тобой положение да и годы требуют.

«Хорошо, что есть на свете люди, которые понимают человека, — размышлял Канашов. — А другой тебя только на одну линейку и мерит, для него ты один из рычагов от машины, которой он управляет».

— Я вот что-то заскучал в последнее время по семье, — сказал генерал. — Так хочется всех видеть. А война только началась. Воевать, видно, нам еще долго придется…

Генерал надел очки, открыл блокнот и начал листать его.

— Я вот для чего тебя вызвал: знаю, что ты боевой опыт собираешь.

— Собираю, товарищ генерал.

— Правильно делаешь. Ну, а дальше что?

— Обмениваемся на совещании командиров. Журналы боевых действий в полках регулярно ведутся.

— Это тоже надо. Но вся твоя работа в этом направлении идет, так сказать, «на себя». А опыт-то для всей нашей армии нужен. Советовался я с членом Военного совета Поморцевым, и мы решили, что хорошо бы нам в армии бюллетень по обмену боевым опытом выпускать для командиров соединений. Вот я и хочу тебя вовлечь. Вот так с ходу и к делу приступим. На какую тему нам напишешь?

Канашов задумался.

— Давно грызет меня мысль, товарищ генерал, о наших промахах и неудачах в 1941 году. Больно дорогой ценой достался нам этот горький опыт. Вот бы и написать об этом, чтобы не повторялось у нас то же самое и в 1942 году…

Командующий, бросая изредка взгляд на Канашова, постукивал карандашом по столу.

— Не время сейчас нам, Михаил Алексеевич, заниматься такими обобщениями. Не забегай, как говорят украинцы, поперед батька в пекло. 1942 год только начинается. Да и в Ставке об уроках прошлого года не меньше тебя и меня думают.

Канашов смутился.

— Может, мне написать «О некоторых устаревших положениях наших боевых уставов»? Давненько над этим ломаю голову.

— Хорошо, запишем. Тема сейчас для войск наболевшая. Что ты, собственно, считаешь устаревшим в наших уставах? Конкретно, давай выкладывай.

— Главное, на чем мне бы хотелось остановиться, это на вредных положениях нашей тактики о том, как надо создавать в наступлении ударные и сковывающие группы.

— Согласен. Ну, а еще что?

— О роли командира в управлении войсками, о его месте в боевом порядке. Сколько теряем мы зря хороших командиров из-за этого. Устарело положение, что командир на коне впереди должен быть…

— Подожди, на каком коне?

— Ну, это я для большей наглядности. Так в гражданскую войну полагалось, и правильно было. Но теперь, когда поле боя перенасыщено мощным ружейно-пулеметным и артиллерийским огнем, это приводит только к неоправданным потерям, напрасной гибели командира, а в результате — полной потере управления войсками.

— Тоже согласен. Давай пиши и присылай к нам побыстрее.

Беседу командующего с Канашовым прервал вошедший начальник штаба армии — высокий, широкоплечий полковник с седеющим бобриком и черными пышными усами. Чувствовалось, что он чем-то встревожен.

— Прошу извинить… Получил донесение от Мерзликина, Просит вас вывести его дивизию на переформировку.

— Довоевался, Аника-воин… — Киноренко встал, подошел к карте. — Село Могилевка расположено в лощине, его дивизия занимает выгодные позиции, господствует над немецкой обороной, а он губит напрасно людей и задачу никак не может выполнить… Ну, а что вы нам добавите о Мерзликине? Ведь вы же соседи.

— А что мне о нем говорить, товарищ генерал… Он сам сказал за себя…

— Жалеешь? Ну так бери часть полосы его обороны на себя.

— Есть, товарищ генерал. Но силенок у меня маловато…

Кипоренко повернулся к начальнику штаба.

— Оставшихся людей и технику из дивизии Мерзликина передайте Канашову. Как только придет противотанковая артиллерийская бригада — выделите один полк.

Канашов выслушал приказ без присущего ему огонька, который разжигал в нем немедленно жажду к действию, который тут же отражался, как в зеркале, в его сверкавших азартом глазах. И так дел по горло, а тут за чужие грехи расплачивайся…

— Ничего, Канашов, это дело временное. К весне наверняка подбросят свежих резервов, тогда передашь чужой участок.

«Знаю я, не первый раз, — думал Канашов. — Есть такая русская пословица: „Кто везет, того и погоняют“. Но что поделаешь? Надо спасать положение… А что опять новые трудности, заботы, так это мне не привыкать. И какая бы она была служба наша армейская, если бы все шло хорошо и стояло на месте. Со скуки пропадешь, да и чему в жизни научишься?».